полного или Абсолютного Существа, которое воспринимается не как простая Идея или ментальная категория, но как Реальность, как нечто, в чем есть исток и смысл бытия, ум и воля, Существо, которое поэтому предстает перед нами одновременно как имманентное, так как мы его чувствуем в саудаде, и трансцендентное, потому что мы испытываем саудаде.

Вот в чем причина того, что параллельно рефлексии Рамона Пинейро португальский философ понимает саудаде как «чувство возможности, не насыщенное Абсолютом, чувство духовного существа, переживающего абсолютную необходимость в необходимом Существе», «чувство необходимости возможности», «трансцендентного в имманентном», «чистого Существования в шатком и подвижном существующем», бесконечной природы Духа в духовном существе, которое, осознавая свои пределы как существа, переживает «напряжение идеального предела»[54].

Таким образом, как в чувстве духовной сущности человека, в саудаде ему открываются любовь и неудовлетворенность познания и глубокая идентичность, которая связывает любовь и познание и приводит к тому, что человек, испытывающий саудаде, может удовлетвориться только в единстве существа, познания и желания.

Так, в свете аффективного познания, которое, как видим, мыслитель считает единственно адекватным для достижения какого-либо знания о саудаде, оно является в результате рефлексии как «голос любви, соединяющей дух человеческий с Духом божественным и с тем, что в реальном и возможном мире есть духовно солидарного и возможного», в чем отражается «его тройное-антропологическое, теологическое и космологическое измерение»[55].

С другой стороны, согласно иезуитскому философу, чувство саудаде, сталкиваясь с теорией действия и возможности, предстает перед нами как выражение живой энергии и динамичного действия самого человека, как действующий дух и «активная возможность в утвердительной тенденции живой реальности бесконечного Акта», как «переживание потенциального акта в молчаливом утверждении чистого Акта», в котором присутствие и отсутствие сливаются в жизненном напряжении духовной реальности, в которой разрешаются антиномии идеального и реального и происходит живой и конкретный «синтез духовного и материального»[56].

Равным образом, когда саудаде рассматривается, исходя из различия между сущностью и экзистенцией, в качестве третьего элемента прочной философской традиции, к которой, как говорилось выше, тяготеет метафизическое мышление Антониу де Магальяйнша, оно позволяет Человеку увидеть свое существование в его духовной сущности, удовлетворяясь только концепцией трансцендентной реальности, которая в живом единстве превосходит или ликвидирует временный поток и пространственное разделение или фрагментацию, являясь полюсом, к которому сходятся все линии желаний сознательного существа.

Переживание саудаде, в то же время, что привносит философскую рефлексию во внутренний духовный мир человека, не впадая, однако, в субъективизм или солипсизм, представляет собой «свидетельство трансцендентальности, неадекватности существа и познания, неудовлетворенного напряжения духа, признающего себя в своем спонтанном устремлении к полноте и одновременно в своей реальной неспособности действовать»[57].

Таким образом, саудаде, являясь чувством духовной сущности человека, – это метафизический опыт, в котором человек предстает духом в той мере, в которой осознает сам себя в саудаде, а дух проявляется в человеке, хотя в чувстве саудаде выражаются нематериальность, бесконечность и свобода – основные атрибуты все того же духа, ибо тот, кто ощущает саудаде, приобретает осознание существа как духа и духа как существа.

Но, поскольку сознание саудаде, как жизненное ядро духа и чувства возможности духовной сущности человека, является также метафизическим сознанием, оно подразумевает, в своем динамизме, поэтическое и пневматическое утверждение необходимого Существа или Бога, будучи в этой мере также опытом одновременно теологическим и религиозным.

В действительности, в том плане, в котором располагается чувство саудаде, а это, как мы видели, самый чистый, глубокий и радикальный разрез человеческого существа, предшествующий всем чувствам, мыслям или желаниям, человек испытывает неудовлетворение, сознание своего несовершенства в самом себе и своем познании и любви, в то же время как стремится к полноте и полной интеграции, бесспорно утверждая этим Абсолютное и Совершенное, являющееся ему в его сознании как чистая обожаемая любовь, как личное Существо, которое его привлекает вплоть до полного приятия.

Предчувствуя, однако, возможные возражения тех, кто, будучи сформирован абстрактным рационализмом или претенциозно объективным сциентизмом, может отказаться принять, что в возможном индивидуальном и сентиментальном сознании, в жизни, исполненной саудаде, может заключаться основа и фундамент науки или знания о необходимом или о Боге, философ-саудосист не преминул заметить, что не только Бог является сознанием, но и вся наука также, иначе она будет себя самое отрицать. Если это так, только с осознанием Бога можно получить от него какое-либо знание или науку. Но поскольку внутренняя жизнь – это чувство и единственная область, в которой человек встречает или признает свое существование и познание, только там он может встретить Бога, от которого, наконец, зависит сама эта внутренняя жизнь. Таким образом, абстрактное осознание Бога дается человеку или теологической науке и является возможным и имеет смысл применительно к конкретному и индивидуальному сознанию Бога, которое человек приобретает через чувство саудаде, представляющее собой содержание этих двух форм сознания. Отсюда проистекает то, что если в чувстве саудаде Бог предстает перед сознанием через отрицание и трансцендентность, то через те же отрицание и трансцендентность создается сама Теология как наука Бога[58].

Однако саудаде не ограничивается антропологической областью, сознанием того, кто его чувствует или испытывает, и через это сознание – божественным планом, ибо оно еще имеет космическое измерение, выявляя или пробуждая в человеке «чувство первоначальной творческой идентичности» и чувство «реальной коммуникации в человеке». Эти чувства овладевают сознанием в жизненной и конкретной неделимости чувственного восприятия.

Таким образом, в мышлении Антониу Магальяйнша онтология саудаде, находящаяся в самой глубокой и сокровенной области человеческого сознания, гармоничным и конвергентным образом проецируется в Царство Божие, дополняется и раскрывается в братском объятии всей обширной космической реальности, утверждая и гарантируя таким образом духовный динамизм и высшее единство существа, которое, как его воспел мистический поэт с Аррабиды, имеет свой сияющий центр в свете божественной любви.

Жозе Мариньу

Как Антониу Диаш де Магальяйнш, ученик Леонарду Куимбры, весьма очарованный фигурой, произведениями и мышлением Тейшейры де Пашкуайша, Жозе Мариньу (1904–1975) не оставил нам систематического и завершенного текста о саудаде, но он все время размышлял о нем, проявив при этом тонкость и глубину и выделив, с