В один прекрасный день, когда после рейса я употребил водочки, меня еще и назвали алкоголиком. В итоге все были посланы в пешее эротическое путешествие. Отдельная жилплощадь у меня была, внуков от них я так и не дождался, поэтому поводов к дальнейшему общению больше не нашлось. Зятья думаю были этому безумно рады.

Университетов я не кончал, но безумно любил историю, особенно своего родного Севастополя, всегда всё свободное время проводил за книжками, а когда появились компьютеры, за экраном монитора и к старости историю века девятнадцатого наверное знал не хуже какого-нибудь профессора.

Здоровье у меня надо сказать было лошадиное и несмотря на свои почти семьдесят, продолжал дальнобойничать. И вот как-то возвращаясь из рейса в Севастополь, я застрял в пробке перед Крымским мостом. Ну и от безделья начал как всегда предаваться своим любимым исторически-альтернативным мечтам.

Обычно как только безделье заканчивалось, заканчивались и мечтания. Но здесь я сильно увлекся, тема-то была просто потрясающая, что было бы если союзники не взяли Севастополь? И до самого дома все думы были только об этом. После рейса я употребил водочки и собрался ложиться спать, как вдруг полыхнуло в груди, а потом как кинжалом в ударили в сердце и в мозгах раздался металлический голос:

— Хочешь попробовать? — и стала накатывать плотная вязкая темнота.

На этом воспоминания о двадцать первом веке закончились. Странно, но я не помнил своих родителей, паспортных данных своих, жены и дочерей. Не помнил как кто выглядел. Каких-либо сомнений в реальности воспоминаний о двадцать первом веке не было совершенно. Я буквально физически ощутил, что в одном теле оказались две сущности. Несколько минут они изучали друг-друга, а затем стремительно слились в одну.

* * *

Молодой князь Алексей Андреевич внезапно застонал, начал метаться, но быстро затих и спокойно заснул. Армейский лекарь Матвей Иванович Бакатин осмотрел больного и спокойно сказал княгине Елизавете Павловне:

— Ваша светлость, на мой взгляд поводов для беспокойства нет. Думаю, что был кризис болезни и теперь Алексей Андреевич начнет выздоравливать. Сейчас он спит.

Княгиня повернулась к няньке князя Пелагеи.

— Пелагея Тихоновна, остаешься с князем, — редкая русская дворянка высокого полета своих детей сама кормила грудью. И поэтому с первых часов жизни рядом с молодым князем была кормилица и нянька Пелагея, у неё у самой только что родилась двойня, но молока хватало на троих.

Пелагея своего Алешеньку любила не меньше родных и он ей платил тем же. Княгиня к этому относилась спокойно, забот и хлопот у неё хватало, одни амурные дела чего стоили. Потом началась война с Наполеоном, смерть тестя, ранения мужа, другие тревоги военного времени, рождение второй дочери и прочее-прочее-прочее.

Князю это всё вообще было до лампочки: женщины, карты, войны, полковые дела, придворные интриги были гораздо важнее. О детях он стал думать только когда подросла старшая княжна и стали появляться претенденты на её руку.

Нянька Пелагея за пятнадцать лет незаметно превратилась в Пелагею Тихоновну, но по-прежнему всегда была рядом с князем. У Алексея был еще дядька, но год назад он скоропостижно умер и няня осталась единственным по настоящему близким человеком. Надежды на это подавали конечно еще её сыновья Василий и Иван, но им еще надо было вырасти.

Выздоравливал князь долго. Три недели у него была просто жуткая слабость, несколько шагов по спальне и он совершенно без сил падал в постель мокрый и белый, как свежевыпавший снег. Каждый день утром и вечером приезжал лекарь Матвей Бакатин. Попытки княгини пригласить кого-то еще неожиданно для неё были решительно пресечены самим больным. Она была потрясена проявлением железной воли у больного сына, раньше за ним такого не замечалось.

Когда Алексей спросил почему его не навещает отец, ему сказали что Государь срочно отослал его с важным поручением в Европу, тетушка князя была замужем за английским лордом, жила в Лондоне и периодически выполняла деликатные просьбы племянника.

За время болезни молодой князь очень подружился с лекарем и старшей сестрой Анной. Младшая Маша несмотря на свои десять лет была еще совершенный ребенок и была занята только своими куклами. Однажды ожидая лекаря, Алексей сказал сестре, что Матвей очень хороший человек и очень ему нравится. Анна неожиданно зарделась румянцем и сменила тему разговора.

Дней за десять до своего дня рождения дела Алексея пошли в гору и он начал стремительно выздоравливать.

* * *

К своему шестнадцатилетнюю я выздоровел и матушка поведала мне о страшной семейной катастрофе.

Утром двадцатого января матушка пригласила меня в кабинет отца. В его отсутствии она последние дни там проводила много времени.

— Садитесь, Алексей, я должна с вами поговорить об очень серьёзных вещах, — несколько дней назад я попросил матушку общаться со мной на русском. Она очень удивилась, но просьбу выполнила. Иногда она правда говорила очень медленно, с трудом правильно подбирая слова, но на французский не перешла не разу.

— Слушаю вас, матушка, — я поудобнее расположился в кресле, что-то мне подсказывало, что разговор будет долгим и неожиданным.

Несколько минут матушка молчала, а потом попросила разрешения перейти на французский. Я видел, что она волнуется и конечно согласился.

То, что я услышал, повергло меня в шок. Хорошо, что сидел, иначе точно бы упал, так как был близок к обморочному состоянию.

Оказывается мой отец, князь Андрей Алексеевич Новосильский, был среди заговорщиков вышедших 14-ого декабря на Сенатскую площадь, получил ранение в грудь и умер следующим утром. Государь следствие в его отношении повелел прекратить, но беда не приходит одна.

После смерти отца выяснилось, что мы нищие. Все наши имения, дома в Питере, Москве, Нижнем и Одессе были заложены и перезаложены в Государственном заемном банке, банкирских домах Питера, Москвы, Одессы и даже Бердичева. Более того и в каких-то мутных, непонятных конторках. Как он сумел распорядиться матушкиной долей в имениях, мне было совершенно не понятно. Сумма долгов была просто ошеломительная — несколько миллионов рублей.

Я был потрясен услышанным и не знал, что сказать. Но матушка оказывается сказала еще не всё.

— Через несколько минут к нам приедет генерал Бенкендорф, он участвует в следствии и пользуется доверием Государя.

С генералом Бенкендорфом я еще не был знаком. Я вообще мало кого лично знал из высшего света, родители не настаивали и до университета я жил преимущественно в нашем имении Новосёлово на Оке, которое мне очень нравилось. Еще больше оно нравилось моей нянюшке, она оттуда родом и любила рассказывать мне о нем. В её рассказах там были молочные реки и кисельные берега.

Генерал приехал точно в назначенный час. Со мной он поздоровался как с равным и сразу же начал говорить о сути своего визита, о нашем бедственном материальном положении. Картина нарисованная им оказалась еще ужаснее того, что рассказала матушка. Со слов генерала получалось, что если даже продать абсолютно всё, то этого хватит покрыть максимум три четверти всех долгов. И в итоге мы останемся у разбитого корыта, с кучей долгов и измазанной грязью репутацией.

Услышав безжалостный вердикт генерала, матушка разрыдалась. Бенкендорф неожиданно для меня обнял её и очень мягко и проникновенно сказал:

— Елизавета Павловна, успокойтесь. Я приехал к вам не как судья для вынесения приговора, а как настоящий друг, что бы протянуть вам руку помощи.

Матушка сразу успокоилась. вытерла слёзы и виновато стрельнула глазами в мою сторону, как я отреагировал на генеральские проявления чувств. Он надо сказать почувствовал неловкость ситуации и в кабинете воцарилась тишина. Я решил взять ситуацию в свои руки и улыбнулся.

— Садитесь, Александр Христофорович, в ногах правды нет. Матушка, распорядитесь, пожалуйста, подать чаю, — на улице было холодно, а генерал одет был явно не по сезону и по всему явно продрог по дороге к нам.

Чай со сливками по-русски, печенье, мед и варенье подали моментально. Две горничные похоже только ждали распоряжения за дверями кабинета.

Короткое чаепитие разрядило обстановку и согрело не только озябшего генерала, но и общую атмосферу в кабинете и Бенкендорф спокойно изложил свой план нашего спасения.

Он предложил матушке обратиться к Государю Императору с прошением об учреждении в наших имениях майората. Что это такое я знал примерно плюс-минус километр, а матушка похоже даже такого слова и не слышала, поэтому генерал поспешил объяснить что это за зверь