За обедом я убедился в верности моего предположения о расположенности нашей матушки к господину лекарю, он ей явно нравился. Матвей похоже почувствовал возможную смену в своих амурных парусах и был сама любезность и галантность. Когда он собрался уезжать я пошел его проводить.

— Матвей Иванович, у меня к тебе две просьбы-предложения, — на «ты» мы как-то естественно и незаметно перешли несколько дней назад, — ты завтра утром приезжай, сделаешь мне заключительный медицинский осмотр после болезни. А вечером жду тебя к половине десятого. Матушке Государем назначено на девять. Получаса аудиенции, это самое большое, от Зимнего ходу пятнадцать минут, не больше.

Утренний вердикт лекаря Бакатина для был вполне ожидаем: здоров. За несколько дней я буквально налился силами и даже внешне поздоровел и возмужал. Глядя на себя в зеркало я видел и понимал, что шестнадцатилетний юнец остался где-то сзади. Самое интересное, что это моментально поняли и все окружающие. И головы в низких поклонах наклоняли не моя знатность и пока теоретическое богатство, а что-то еще, мне пока самому не ведомое.

Матушка перед визитом в Зимний наряжалась с самого утра, но в итоге поехала в скромном, но изысканном платье бело-черных тонов с минимумом украшений. Мой расчет был идеален и ровно в без пятнадцати десять она вошла в обеденную залу, где её ожидали княжна Анна, Матвей и я.

Присутствию простого армейского лекаря она не удивилась и молча подала мне свиток бумаг.

Рядом с накрытым обеденным столом сиротливо стоял небольшой столик, на столешнице которого лежала стопка чистых бумаг для письма и стоял письменный прибор. Я положил бумаги на стол, придвинул изящный венский стул, неторопливо разложил поданные матушкой бумаги и взял верхнюю. Это было собственноручно написанное Высочайшее Повеление об учреждении сегодня 21-ого января 1826-ого года майората князей Новосильских.

В майорат были включены все наши имения и земли трех губерний Нижегородской, Московской и Санкт-Петербургской. Майорат учреждался по ходатайству княгини Елизаветы Павловны Новосильской, вдовы прежнего владельца имений князя Андрея Алексеевича Новосильского. В майорат включается и имение принадлежащее и самой княгине, расположенное в Московской губернии. Матушкино имения не было отдельным, еще дед по её просьбе одно продал, а другое купил и сейчас это было по сути одно целое. Владельцем майората признается сын князей Новосильских, Алексей Андреевич, то есть я. Майорат учреждался по шотландскому образцу.

Второй бумагой был указ о признании меня совершеннолетним и полностью дееспособным с полудня 21-ого января 1826-ого года.

Третьим указом мне было вменено в обязанность обеспечить достойное, в соответствии с их княжеским достоинством, содержание матушки и сестер, не менее чем с самого доходного имения майората.

Четвертой бумагой было установление трехмесячного срока приема любых финансовых претензий к князю Алексею Андреевичу Новосильскому. С рассветом 22-ого апреля 1826-ого года любые финансовые претензии, возникшие в срок до сегодняшнего дня, будут считаться ничтожными.

Рядом с обеденной залой была оранжерея, фактически зимний сад. После прочтения императорских указов в почувствовал неудержимое желание побыть одному, резко встал и вышел туда.

Ровно через десять минут, появившееся во время болезни ощущение времени никуда не ушло и всегда было со мной, я вернулся. Матушка, княжна Анна и Матвей сидели и молча ожидали моего возвращения. Я убрал императорские бумаги и велел подавать первую перемену блюд.

Через некоторое время обстановка за столом сама собой разрядилась и обед стал протекать как обычно. Через полтора часа Матвей решил нас покинуть и встал из-за стола. Я опять пошел его проводить и опять у меня было две просьбы-предложения.

— Матвей Иванович, ты больше не спрашивай разрешения заезжать к нам. Я тебе рад всегда и двери нашего дома открыты для тебя в любую минуту, — после короткой паузы я продолжил. — В ближайшие дни я поеду с инспекцией по имениям, хочу попросить тебя сопровождать меня. Будь любезен, подай прошение об отпуске.

К моему возвращению матушка и сестрица перешли в гостиную, где уже нас ждал кофе. Анна вскорости нас покинула, сославшись на плохое самочувствие и мы с матушкой остались одни.

Я неспешно допивал свой кофе, размышляя стоит мне именно сегодня затевать разговор с матушкой на очень скользкую тему, тему её личной жизни. Я великолепно видел и чувствовал, что ей не терпится решить этот гниловатый вопрос. По своей сути я был очень взрослый мальчик и отлично понимал, что когда невтерпеж, то держите меня семеро. Да и собственно чего откладывать этот разговор и я жестом попросил лакеев покинуть гостиную.

— Матушка, я естественно выполню требование Государя и обеспечу вам предписанное содержание. Вмешиваться в вашу личную жизнь я не собираюсь, вы вольны жить так, как считаете возможным для себя. Но у меня к вам есть одна просьба, вернее даже требование, не вступать в отношения с женатыми мужчинам, — княгиня слушала меня, опустив голову, а после последних моих слов её щеки зарделись румянцем. — Особенно я не хочу, чтобы у вас были отношения с генералом Бенкендорфом.

Я звонком позвал лакеев и еще несколько минут мы сидели и молча пили кофе. Уходя из гостиной, княгиня тихо сказала:

— Я вас поняла, Алексей Андреевич, и не буду возобновлять отношения с генералом.

Утро вечера мудренее, примерно с такой мыслью я заснул в первую ночь своего совершеннолетия. Конечно на самом деле я сразу же после «выныривания» считал себя взрослым и по мозгам, то есть по своему мироощущению таким и был. Но для окружающих я был еще шестнадцатилетним юношей. А тут раз, принесли бумажку с подписью одного взрослого дяденьки и я сразу взрослый для всех.

Что делать, как вылезать из нехорошего места в котором мы оказались благодаря родителю, я не знал. Идеи у меня конечно были, но не было маленькой мелочи — денег.

По жизни я был профи только в одном ремесле, в шоферском, особенно то, что касалось дальнобойщиков. Но автомобилями здесь пока и не пахнет. За десятки лет своего дальнобоя где я только не пришлось побывать и чего только не видеть, но это всё дилетантство.

Конечно я знал историю Европы девятнадцатого века, особенно русскую времен Николая Первого и Александра Второго, и без ложной скромности на десять баллов. Но многих подробностей и деталей открытий и изобретения естественно не знал. Вот например моя идея заняться золотодобычей. Где — знаю, видел как устроено это дело в 21-ом веке, но как применить эти знания сейчас, вот вопрос!

Примерно такие вот мысли бродили в моей голове когда я лег в постель, но потом мне пришла в голову мысль про утреннюю мудрость и тут же спокойно заснул.

И действительно утро оказалось мудренее. Не успел я закончить утренний чай, как доложили о генерале Бенкендорфе и на этот раз он приехал именно ко мне.

Вместе с генералом приехал высокий мужчина лет пятидесяти, с такой же лысиной как у Бенкендорфа, непропорционально большим носом и глубоко сидячими злыми глазами.

— Рекомендую, князь, старого верного слугу моего отца, Сергея Петровича Охоткина. Не пожалеете, если возьмете этого человека с собой в поездку по своим владениям, — я был несколько удивлен словам Александра Христофоровича, он говорил о моем предполагаемом вояже по имениям как о решенном деле.

Заметив мое удивление, генерал усмехнулся.

— Доставшиеся по наследству от вашего батюшки многочисленные кредиторы готовы набросится на вас как свора голодных собак. Они бы это сделали и сейчас, но выраженная монаршая милость дает вам защиту от них месяца на три-четыре. Советую вам через неделю отправиться в поездку. А когда вернетесь, Государь примет вас.

Поездка по имениям входила в мои ближайшие планы, но здесь была совсем другая ситуация, как говориться без меня меня женили. Совет генерала это почти приказ. А после его выполнения надо будет явится пред государевы очи и отчитаться. И сопровождающего выделили, что бы держать все под контролем. Интересно, чем вызвана такая забота?

Бенкендорф судя по всему отлично разбирался в людях и умел читать не высказанные мысли. Он сделал жест Охоткину отойти к дверям кабинета и очень тихо сказал, глядя мне прямо в глаза.

— Моё участие в ваших делах проистекает исключительно вследствие искренней дружбы с вашей матушкой. Елизавета Павловна просила меня и я по мере своих сил буду помогать вам, — у меня появилось острейшее желание прекратить наш разговор, не очень приятно когда тебе чуть ни открытым текстом сообщают, что твой