И сна нет ни в одном глазу, хочется схватить сёрф и стремительно промчаться по улицам, площадям, мостам и лестницам, оказаться на пляже, пробежаться по белоснежному песку – просто так, смеясь, – и нырнуть в чистейшую на свете воду.

Вынырнуть, фыркнуть и снова засмеяться, перевернувшись на спину, поплыть от берега на глубину, нырнуть снова, увидеть черепаху и помахать ей рукой, предлагая порезвиться, а если она согласится – поплыть наперегонки, поражаясь тому, до чего уверенно чувствует себя в воде это внешне неуклюжее создание и как быстро плавает, ловко загребая передними лапами-ластами.

Потом попрощаться с черепахой, проводив её взглядом в бездонную морскую синеву, вернуться на берег, поваляться на тёплом песке, понаблюдать за плещущимися на мелководье рифовыми акулами, а потом…

– Ты опять за мной следишь? – нахмурилась вышедшая из воды девочка.

– Делать мне больше нечего, – притворно возмутился развалившийся на скамейке Хиша. – Я тоже люблю гулять по пляжу.

– Правда?

– Я ведь рассказывал, что собирался тут жить, но потом случился дождь и мне пришлось переехать.

– Тогда пойдём купаться, – предложила Ириска. – Вода отличная.

– Я что, утка? – сварливо осведомился Дикий.

– Ты не любишь купаться?

– Люблю, но только в пресной воде, – отозвался Хиша. И тут же пояснил: – Потому что от морской воды мои прекрасные перья теряют свой изумительный блеск.

Несколько секунд девочка внимательно смотрела на Страуса, после чего уточнила:

– Ты не умеешь плавать?

– Я?! Да ты от зависти подавишься, когда увидишь, как я плаваю! Акулы рыдают, когда видят меня в воде! Осьминоги пятятся, а крабы щёлкают клешнями!

Рассказывать о том, какой он невероятный, Хиша мог бесконечно. Собственно, он только об этом и рассказывал, пока его не останавливали, поэтому девочка не стала дожидаться окончания выступления, а заглянула под скамейку, достала оттуда рогатый шлем, тесак и один сапог, которые подобрала, спускаясь к пляжу по Песчаной улице, и невинно осведомилась:

– Твоё?

Страус, надо отдать ему должное, с достоинством сдержал удар. Он с интересом оглядел вещи и улыбнулся:

– А я всё думаю: куда они подевались?

– Отыскала по дороге на пляж.

– Второй сапог не видела?

– Нет.

– Ничего, потом найдёшь.

Дикий не хотел, чтобы кто-нибудь увидел потерянное во время бегства снаряжение, но раз уж Ириска его опередила, Страус ухитрился сделать хорошую мину при плохой игре.

– Как ты их потерял? – поинтересовалась девочка.

– Вчера я заторопился в кроватку.

– Сильно устал?

– Должен был начаться интересный сон.

Лгать он тоже мог бесконечно, поэтому девочка нахмурилась и твёрдо спросила:

– Что ты от меня скрываешь? – всем своим видом показывая, что её устроит только честный ответ.

– Я за тебя боюсь, – быстро произнёс Дикий. – Не хочу, чтобы ты оставалась одна, после всей этой истории с Захариусом.

– История с Захариусом осталась в прошлом.

– Рано или поздно я это пойму.

Фея догадывалась, что Хиша продолжает лгать, но решила сделать вид, что поверила. В конце концов он – друг, в этом нет никаких сомнений, и раз уж он решился на обман, значит, считает, что так нужно. Придётся потерпеть и подождать, когда Дикий сам захочет обо всём рассказать, а учитывая его болтливость, ждать придётся недолго.

Девочка кивнула, надела солнечные очки, взяла сёрф, но не ушла, задержалась, поставила доску на скамейку и грустно сообщила:

– Ты не представляешь, как же не хочется учиться.

– Волшебство требует жертв, – философски ответил Страус.

– Но не в каникулы же!

– А когда? Старуха Гнил не остановится и ударит в любой момент.

– Знаю…

– Вот и получается, что надо учиться, – Хиша взял в крылья рогатый шлем, оглядел его и нахмурился, увидев свежую вмятину, – Ашуга меня убьёт.

– За что?

– За то, что испортил экспонат музея.

– С вмятиной шлем лучше выглядит, – успокоила птицу девочка. – Как настоящий. Будем всем рассказывать, что по нему мечом врезали.

– Будем, – согласился Страус. – Тем более что это по нему действительно мечом врезали сто лет назад. – И сразу же, прежде чем Ириска успела ответить, произнёс: – А ты ловко катаешься на своей доске.

И кивнул на сёрф.

– Научить тебя? – оживилась фея.

– Потом, – твёрдо ответил Хиша.

– Но ты обещаешь?

– Я… – второе подряд унижение Страус допускать не собирался и потому был вынужден согласиться: – Ладно, я попробую.

– Обещаешь?

– Я попробую! – И тут же перевёл разговор на другую тему: – Как тебе наша милая библиотекарь?

– Думаешь, она сильно обиделась на то, что я ей сёрфом врезала?

Дикому очень хотелось солгать и сообщить о Бронерожке что-нибудь плохое, но совесть не позволила, и Страус ответил честно:

– Насчёт Ашуги не беспокойся: она строгая, но справедливая. И прекрасно понимает, что ночью всё получилось случайно.

– Уверен?

– Абсолютно. Да и синяк уже не виден. Так что всё в порядке.

– Очень хорошо, – девочка улыбнулась и пошутила: – Она ведь у нас старенькая, могла рассыпаться от удара.

– Старенькая? – изумился Хиша. – Ты сейчас о ком говоришь?

– Как так о ком? – растерялась Ириска. – Об Ашуге.

– Какая же она старенькая?

– Ты разве не слышал? Ашуга уже двести лет работает библиотекарем Кораллового Дворца. Она сама сказала.

– И что?

– Ну… – по тону Страуса фея поняла, что сказала что-то не то. – Объясни.

– Бронерожки живут очень долго, – хихикнул Дикий. – По их меркам Ашуга ещё совсем девочка. Подросток.

– Правда? – переспросила ошарашенная Ириска.

– Честное слово! – Хиша округлил и без того круглые глаза. – Ашуга работает во Дворце, потому что ей нравится возиться с феями и читать ваши умные книжки. А когда подрастёт – уедет домой.

– А когда она подрастёт?

– Не знаю, – не стал скрывать Дикий. – Может, у тебя уже внуки будут.

– Удивительно…

– Это Прелесть, Ириска, привыкай.

– Я тебя ненавижу, пернатый.

– Пернатый друг. Я лучше собаки.

Девочка вздохнула, взяла сёрф и направилась вверх по Песчаной улице.