наших пляжах топлесс не принято загорать, а то за границей такого насмотрелась, что в страшных снах только может присниться.

Мы загораем, потом, поручив ребятам охрану вещей, идем плавать.

***

Надо сказать, с морем у меня связаны давние воспоминания. Мне было семь лет, когда я с родителями впервые оказалась в Евпатории. Предки могли часами изображать баклажаны на покрывальце. К счастью, меня они считали достаточно большой и отпускали купаться самостоятельно.

В тот день море немного волновалось. Конечно, те колебания воды назвать волнами можно было лишь условно, но для семилетнего ребенка они были вполне достаточные, чтобы получать кайф. Вместе с другими ребятишками я прыгала и прыгала до одурения. Хотелось зайти поглубже, чтобы подпрыгнуть повыше. И в один прекрасный момент, встав на ноги, ощутила, что мое лицо находится под водой, и вдохнуть я не могу.

Разумеется, плавать я не умела от слова «совсем», даже чтобы открыть глаза мне требовалось убрать с них воду. В общем-то, мне было понятно, что надо делать — идти к берегу, точнее прыгать, чтобы вдыхать воздух. Только проблема была в том, что я никак не могла сориентироваться, в какой стороне берег. А еще проблема была в том, что я из тех, кого страх парализует. Вокруг были люди, много людей, но мне и в голову не пришло кричать и звать на помощь! Впрочем, если бы я и попыталась, уверена, не смогла бы выдавить из себя ни звука. Проверено! В стремных ситуациях голос пропадает первым. Кстати, это лучше, чем когда отрубается мозг.

В конечном итоге я тогда каким-то образом определила, в какую сторону двигаться. Факт остается фактом — я выбралась на берег, причем довольно далеко от того места, где блаженствовали родители. Купаться мне совершенно расхотелось, и я пошла по берегу искать заботливых предков.

К тому времени, как я их нашла, товарищи уже вспомнили о своем ребенке и тщетно высматривали меня среди купающейся детворы. Обнаружив на покрывале живую и невредимую дочку, любимые мамочка и папочка спустили на меня всех собак, потому что слишком долго не показывалась им на глаза и заставила бедняг нервничать. Сейчас я понимаю, что это была своего рода нервная разрядка. Они перетрухнули из-за меня по своей безалаберности и, узнав, что все в порядке, спустили пар. А я вот так и не рассказала им, что реально чуть не утонула.

***

По поводу чемодана никто так и не звонит. Когда встречаемся с ребятами за ужином, который по нашему настоянию оплачиваем мы, Антон сообщает, что его знакомый может дать список пассажиров нашего рейса с номерами телефонов. Есть лишь небольшая проблема. Переслать его по электронной почте он не рискует. За такие вещи увольняют. А вот распечатать и передать список на бумаге, пожалуйста. Поскольку в последние годы он живет в Адлере, то встретиться с ним можно либо на работе в аэропорту, либо вечером у него дома.

— Девчонки, я очень рекомендую вам не бросать тему с чемоданом, если не хотите его совсем потерять, — завершает свое сообщение Антон, — завтра с утра мотнитесь в аэропорт. А потом мы поможем Вам с обзвоном пассажиров.

— Бешеным козам сто верст, конечно, не крюк, но мой бюджет такси до аэропорта и обратно не выдержит, — категорично заявляет Татьяна, не моргнув глазом утром выложившая хозяйке тысячу, чтоб та не ворчала, — поедем на электричке. Готова?

— Пионер всегда готов, — с готовностью изображаю приветствие пионеров из Советского Союза. Что не говори, а пока все складывается очень даже неплохо.

Вторник

Со знакомым Антона проблем не возникает. Вместе с гружеными чемоданами пассажирами, взявшими курс в обратный путь с моря, мы входим в аэропорт и идем в назначенное место встречи. Ехать все-таки пришлось на такси, потому что первая электричка из Лазаревского приезжает в аэропорт только к двенадцати дня. Если бы поехали на ней, то обратно вернулись бы около пяти вечера. Вот уж точно потеряли бы целый день. А так мы выехали пораньше, по пустым дорогам добрались за час с небольшим до аэропорта, в начале одиннадцатого сядем в электричку и в районе половины второго рассчитываем быть на пляже.

Худой сутуловатый парень в темно-синем офисном костюме, ожидая нас, постоянно вертится и дергается, словно проверяет работу вставленных в локти и колени шарниров. Осознание, что он за деньги наплевал свои обязанности, заставляет меня относиться к нему с предубеждением. Не уважаю таких людей. И тот факт, что лихорадочный планктон преступил их ради меня, моей симпатии к товарищу не прибавляет.

— Девчонки, ну вы понимаете, что я нарушаю закон только ради Тохи? — нервно шепчет он, передавая нам распечатанные листки и пряча в карман «честно» заработанные купюры. — Вы уж, пожалуйста, не светите их, — кивает он на списки, — будете обзванивать, представляйтесь типа работниками компании. Так и говорите, что пассажиры рейса сдали чемодан без опознавательных талонов и теперь ищут, кто взял их багаж. Ну дальше тем, кто взял ваш, сами опишите, какой из себя у вас, что там.

— Не трепыхайся, все сделаем в лучшем виде. Какую лапшу вешать сами сообразим, — панибратски хлопает его по плечу Танька. Похоже, ей тоже противно слушать наставления от этого сморчка.

— А вы свой точно не хотите сдать?

— Неа… Второй раз сюда мотать в лом. Если те, кто наш заграбастал, рядом, то договоримся встретиться. А если далеко, то будем тогда через авиакомпанию думать. В конце концов, не мы одни в этом заинтересованы, к тому же в субботу летим обратно, так что мимо аэропорта точно не пройдем.

— Ну смотрите. Главное, меня не подведите.

— Расслабься. Все равно тебе уже поздняк метаться, — усмехается подруга. — Слушай, здесь где-то есть внутренний садик. Говорят красивый. У нас есть минут тридцать, можешь показать его?

— Садик-то есть, только он в зоне вылета. Туда могут зайти только те, кто с билетами, — парень расстраивается так, как будто это его личная вина в том, что мы сейчас не можем попасть в этот садик, — но вы когда полетите домой, приезжайте пораньше и сможете там посидеть. Садик действительно красивый. Там и цветочки, и фонтан…

— А где искать-то? — не выдерживает нудного блеяния подруга.

— Ориентируйтесь на выходы тринадцать — шестнадцать. Там по указателям увидите, куда спуститься надо.

Он еще рыпается что-то сказать, то ли делает потуги шутить, то ли клеится, но мы быстро прощаемся со склизким типом, игнорирующим закон о сохранении персональных данных, и шагаем на электричку.

— Танька, а ты помнишь про просьбу твоей мамы, —