Снова она подняла голову — на этот раз как добропорядочная жительница Игл-Рока — только в январе восемьдесят восьмого. Она открыла счет, нашла работу в строительной компании, купила машину и исправно оплачивала налоги.

На работе она продержалась еще десять месяцев. Уход же был связан, вероятно, с подготовкой к рождению ребенка. После появления на свет дочери, Алисии, Элеанора стала довольствоваться социальным пособием. Жила она — вплоть до своей смерти осенью девяносто второго года — все так же в Игл-Роке.

Джессика быстро проверила, не осталось ли в сети информации о деятельности фирмы, где трудилась Элеанора. Ничего не нашлось. Впрочем, все вполне объяснимо. В начале 1993 года компания была продана конкурентам за вполне роскошные по тем меркам шесть миллионов долларов. Сделка была заключена вскоре после смерти владельца, Линкольна Таверньера, его дочерью и наследницей, Кэтрин. Вырученные деньги она позднее использовала для создания своего собственного рекламного агентства. Сеть была наводнена заметками о том, насколько успешной и процветающей бизнес-леди она стала. Джессика поднялась со стула, потянулась и хрустнула суставами. Найдя на дне сумки упаковку «Мальборо» и небольшую зажигалку, она захватила с собой мобильный телефон и направилась к двери.

Застыв в проеме, она зажгла сигарету и набрала номер агентства Кэтрин Таверньер. За этим последовали короткий разговор с секретарем и минутный отрывок выкрученного на полную громкость Вивальди, после чего Джессике наконец было сообщено, что владелица будет ждать ее сегодня же, к четырем часам, по такому-то адресу.

Она набрала и номер голливудского отделения полиции, однако там ответили, что связаться с детективом Джейсоном Прайсом не представляется возможности, и отказались давать его личный номер. Джессике пришлось ограничиться тем, чтобы оставить свой телефон и подчеркнуть, что ей нужно как можно скорее поговорить с детективом.

Затянувшись в последний раз, Джессика бросила окурок на землю и растерла его подошвой. Судя по часам, только что миновал полдень. До встречи с Кэтрин Таверньер оставалась еще куча времени. Джессика вернулась в комнату, захватила сумку и ключи от машины, засунула пистолет за пояс брюк и вышла на улицу.

* * *

Редакция местной газеты размещалась в одноэтажном квадратном здании, зажатом между магазинчиком виниловых пластинок и кафе-мороженым. Выставленные на витрине десерты последнего сорта показались Джессике сомнительными, но к дверям тянулся приличный хвост из желающих попробовать десерт со вкусом черного хлеба, жженого сахара и популярных печений в версии «красный бархат».

Джессика покачала головой. Да уж, такое бывает только в Лос-Анджелесе.

Магазин пластинок, в свою очередь, пустовал. Из окна было видно только унылого кассира, прогуливавшегося вдоль витрины с хитами пятидесятых-семидесятых.

Джессика невольно вспомнила о Тони и о том, как она впервые услышала знаменитый «тюремный» альбом Джонни Кэша. Был вечер субботы. Она вернулась от кого-то из подруг и обнаружила, что на Тони напала свойственная ему меланхолия. Свет в гостиной был приглушен. На кофейном столике красовались полупустая бутылка виски и доверху забитая окурками пепельница. По дому разносился хрипловатый, неровный голос Кэша. Тони сидел на диване с неописуемо грустным лицом, какое у него иногда бывало после приличной дозы алкоголя, и смотрел прямо перед собой.

— Что случилось, Тони? — спросила Джессика, прочтя список песен на обложке пластинки. Отца она всегда называла именно так, по имени. — Поймал грустинку?

Он рассмеялся, но она заметила, что улыбка не затронула его глаз. Плюхнувшись на диван, она прослушала еще пару песен, а затем заявила ему, что Джонни Кэш, должно быть, совсем съехал с катушек, если захотел дать концерт в тюрьме.

Тони промолчал, так что она подумала, что он попросту ее не расслышал. Но через некоторое время он заговорил — так низко, что она еле разбирала слова:

— Не все в этом мире черно-белое, Джесс. Случается, хорошие люди совершают ошибки. Невиновные попадают за решетку за то, чего они не делали. А вот плохим, правда плохим парням иногда удается уйти от справедливости.

В тот день Джессика так и не поняла, о чем это он, и списала странную манеру разговора на виски и специфическую музыку. Теперь она уже и не была уверена, что хочет знать правду.

Она толкнула толстую стеклянную дверь и вошла в редакцию. За стойкой администрации восседала грузная женщина с соломенными волосами и кислым выражением лица. На ней было бесформенное черное платье; на запястьях при каждом движении позвякивали металлические браслеты. На вид ей можно было дать от сорока до шестидесяти.

Две противоположные стены были увешаны передавицами, призванными запечатлеть историю газеты. Вот новости о жертве местного маньяка, вот похитили восьмилетнюю девочку, вот Бен Аффлек, учившийся когда-то в местном колледже, дает эксклюзивное интервью после «Оскара» за «Умницу Уилла Хантинга». А вот и статья об убийстве местной жительницы и исчезновении ее маленькой дочери.

Джессика отвернулась от знакомого снимка и бросила взгляд в дверной проем за спиной секретарши. Редакции, по ее представлению, обычно выглядели как в старых фильмах — шумная комната, постоянно звонят телефоны, клацают клавиатуры и плотной завесой клубится сигаретный дым. На деле же ее взору открылась тесная перегороженная комнатка с четырьмя рабочими местами, три из которых пустовали. На четвертом, изучая записи в блокноте, пожевывал карандаш молодой сотрудник. В отдалении негромко играло радио. Телефоны хранили молчание. Джессике подумалось, не выстроились ли остальные репортеры в очередь за тем странным мороженым.

Секретарша подозрительно осмотрела ее поверх черепаховой оправы, уделив особое внимание пирсингу и татуировке. Вид у женщины был такой, будто Джессика готовилась перепрыгнуть через стойку и набрать себе бесплатных газет или опустошить архивный шкаф.

— Вам чем-нибудь помочь? — хмуро спросила она и сняла очки, повисшие у нее на груди на металлической цепочке. Она ужасно напоминала Джессике ее нелюбимую учительницу из старшей школы.

Девушка постаралась натянуть как можно более дружелюбную улыбку, но у нее вышло лишь некое подобие гримасы.

— Надеюсь, у вас найдется минутка. Я бы хотела попросить вас об одолжении.

Женщина выгнула брови, надула губы, но не произнесла ни слова.

— Меня зовут Джессика Шо. Я частный детектив и в настоящий момент нахожусь здесь по заказу клиента, который хотел бы разузнать о некоторых проживавших здесь лицах. Я бы хотела спросить, нельзя ли одолжить копии старых выпусков, чтобы проверить кое-какие данные?

Еще до того, как Джессика закончила фразу, секретарша с усилием затрясла головой.

— Это редакция, а не библиотека, — отрезала она. — Мы не можем позволять незнакомцам копаться в наших документах.

— В библиотеке я уже была, — ответила Джессика, — старые выпуски вашей газеты у них отсутствуют, есть только местная «Таймс» на пленке. Мне хотелось рассмотреть внутреннюю точку зрения, поэтому там посоветовали обратиться сюда.