проделать с юношей Чтец – всё равно, как отрезать руку или ногу… Даже ещё хуже: отрезать кусок его души.

Но дело солдата – исполнять приказы, а не подвергать их сомнению. Да и перечить Чтецу – то же, что подписать приговор самому себе.

И всё же, он решился обратиться к Маэлу ещё с одной мыслью, которая всё не давала ему покоя. Он чувствовал, что должен выложить всё сейчас, иначе подходящий момент будет упущен.

– Ваша милость не собирается более открывать эту чёрную дверь?

– Что ты имеешь ввиду? – удивился Маэл. – Для чего?

– Ну как сказать, нельзя ли с помощью ваших магических возможностей, с благословения Синода конечно, попробовать овладеть теми силами Старого мира, что сокрыты за дверью? Поставить их на служение благим делам? Вот та же чума. Если её забросить в лагерь врага, то любую битву с каким угодно противником можно выиграть в один день… На востоке уже год идёт восстание мятежников, вам известно, что там храбро сражается мой брат Батерис… Но еретики не гнушаются колдовства, которое запрещено Богиней. А ведь с помощью этой чумы из Старого мира мы смогли бы сохранить жизни стольких наших людей! И закончить войну в один…

Но слова застряли в горле капитана, когда он увидел выражение на лице Чтеца. Глаза Маэла будто изменили свой обычный синий цвет, налившись кровью.

– Старый мир, сэр Тарбис? – из голоса Чтеца вмиг исчезла обычная елейность. – Вы совсем не слушали, что я только что говорил про Старый мир?! Старый мир – это Зловещий зверь! Это Чёрное чудовище, что пожрало самоё себя в яростном исступлении! Оно издохло в незапамятные времена, но отвратительные щупальца до сих пор живут, ползают и шевелятся, а их силы вполне хватает, чтобы задушить случайную жертву. Здесь, – он протянул руку к чёрной двери со скелетом под ней, – погребено одно из них. И нам следует не откармливать эту мерзость, дабы ненасытная гадина возродилась и вновь пожрала нас всех, а уничтожить, или на худой конец навечно запечатать этот осколок чёрных эпох. Таковы непреложные законы Святой Владычицы и священная воля Синода, что вечно служит ей!

Говоря последние слова, Маэл на секунду прикрыл глаза и приложил ладонь к груди, дабы отдать дань уважения.

– А вам, сэр Тарбис, – продолжал он, – я скажу следующее. Ваши безумные слова я пока отнесу на счёт временного помешательства из-за увиденных в деревне ужасов чумы. Воспользуйтесь данной вам возможностью, и впредь забудьте всё, что сейчас говорили. Если же вы вновь заведёте подобные речи в разговоре с кем-нибудь… Поверьте, уж я-то узнаю. Вас обвинят в измене Благочистому свету и предадут суду Синода! Вы же хорошо знаете, что вас тогда ждёт?

Пока Маэл пытался отдышаться после такой тирады, капитан Тарбис хранил полное молчание, как нашкодивший мальчишка. Он понял, что сейчас ему лучше ждать, пока Чтец не заговорит сам.

Переведя дыхание, Посланник Синода запел уже обычным голосом, смирив свой гнев.

– Здесь, в пещере, скелет непросто сжечь, не касаясь его. Что же делать… Облейте его пока горячей смолой. Но это временно, а потом… нужно залить его расплавленным металлом, после чего всю пещеру следует завалить. Капитан, встаньте здесь на ночь стоянкой, охраняйте вход. А наутро проверьте деревню, все ли тела сгорели там целиком. Если нет – не трогайте, с ними потом разберёмся. И да, ежели из лесу явится та девочка, ни в коем случае не отпускайте её до моего возвращения. При ней остаётся некий предмет из этого тоннеля, который тоже следует уничтожить. Но даже не вздумайте позволить своим псам каких-нибудь грубостей по отношению к ней! Вам ясны приказы, сэр Тарбис?

– Всё будет исполнено в точности.

Капитан приложил кулак к груди, покорно кивнул, развернулся кругом и вылез через разлом наружу.

Бросив последний взгляд на чёрную дверь и полскелета под ней, Посланник Синода тоже покинул пещеру, вслед за капитаном.

Глава 8

«За что ты хочешь убить меня, Тания?»

Тания неслась по лесу. Она не выбирала ни направления, ни цели, не пыталась спрятаться или запутать следы. Просто бежала, куда глаза глядят, пока не выбилась из сил. В итоге она оказалась у берега небольшого ручья. Ручей, по счастью, был ей знаком.

«Не заблудилась… – пронеслось в мыслях. – Найду дорогу обратно.»

Только зачем ей обратно, в эту мёртвую деревню? И Йед… что за дубина!

Несмотря на обиду, в глубине души она понимала: слова брата, пусть и сказанные в приступе безумства, в чём-то правдивы. Именно её действия в той пещере привели к тому, что случилось. Но откуда ей было знать, с какими грозными силами она имеет дело? Она ведь не желала никому зла. Но желала иль нет, а результат всё равно один. Вот отчего ей теперь так плохо. И это жестокая правда, что её сожаление не вернёт к жизни родителей. Не вернёт никого…

По щекам потекло что-то горячее. Слезы? Не бывать этому! От бессилия она упала на колени, в траву, и зло заколотила кулаками по земле.

Утеревшись, она огляделась. Смеркалось, а значит вернуться к деревне засветло не успеть. Неужели придётся ночевать в лесу? Дело принимало скверный оборот, потому что ночью здесь могли рыскать дикие звери, а никакого оружия у ней не было.

Впрочем, с собой она всегда носила кремень, когда-то подаренный братом. Тания с облегчением нащупала вещицу в складках одежды – не потерялся.

В руке оказалось два предмета, повязанные на одном кожаном шнурке: кремень и стальное кресало. Подарком, по правде, было последнее: Йед сам однажды отковал его в отцовской кузне. Кремень лишь прилагался к нему по необходимости, однако именно он так Тании нравился. Он ведь как настоящий драгоценный камень, не то что глупая железяка! Края острые – в случае чего, сойдёт и за кинжал… Но почему бы по прямому назначению его не применить?

Вскоре в лесу разгорелся костёр.

«Йед всегда меня оберегал… – подумалось ей. – И теперь оберегает.»

Тания ещё раз опасливо осмотрелась. Стемневший лес начал уже гукать и свиристеть обычными для него жутковатыми голосами, но никаких зверей – хищных или нет – так поблизости и не появилось. Если они тут и были, то она их уже распугала, пока собирала хворост. К ночи даже ветер стих, а травинки застыли под кронами, как замороженные. Тихо поскрипывали деревья над головой, перебиваемые треском молодого костра, а неподалёку журчал ручей.

Но что это? Только сейчас – при свете огня – она заметила,