Конечно, Саломея приходилась внучкой князю, правившему в их селе, но и Коста был не из последних. Абреками становились лишь самые храбрые, они добывали себе богатство, а в народе их всегда уважали. Коста, не кривя душой, мог сказать, что он последние двадцать лет считался самым знаменитым разбойником Кавказа. От добытого им золота ломились спрятанные на чердаке сундуки. Но Саломея лишь брезгливо поморщилась, когда абрек однажды осмелел и преподнёс ей тяжелое золотое ожерелье из семи цепей, добытое у застреленного персидского купца. Графиня тогда высокомерно отказала Косте, а теперь, когда его мужская сила ушла, горец предвидел, что он и подавно не будет нужен столь вздорной и злобной женщине. Неизвестность изводила Косту. Она стала просто невыносимой. Нужно было что-то делать. Абрек задумался. Почему он больше не хочет Саломею? Та ведь красива, стала даже лучше, чем была в молодости. В чём дело, Коста не понимал…

В юности Саломея была откровенно худой. Родив двух сыновей, она ни капли не поправилась и щеголяла девичьей талией до сорока лет. Любовница напоминала Косте дамасский кинжал: тонкие, сухие черты её лица, угловатость гибкой, но сильной фигуры всегда возбуждали в нём желание, а жёсткий взгляд чёрных глаз и надменные повадки графини Печерской будили в нём азарт борьбы. Коста хотел не просто овладеть Саломеей, но и покорить её, и, хотя всегда об этом молчал, знал, что ночью ему это удавалось. Однако наступал день, и гордячка отворачивалась от Косты, не считая нужным считаться с его желаниями, не спрашивая советов. Она даже обедать с ним за один стол не садилась.

Уже много раз Коста спрашивал себя, зачем он вновь и вновь возвращается в этот дом? Ради матери? Но он давно ничего не чувствовал к Заире. Выполнять свой долг – кормить старую мать, как было принято у его народа, – Косте было необязательно. Заира жила в богатом доме и ни в чём не нуждалась. Вано? Да, абрек обожал сына, хотя так и не сказал мальчику, что он его отец. Коста очень гордился тем, каким вырос его сын: уверенным в себе, бесстрашным и гордым. На самом деле горец уже сделал главные дела своей жизни: он стал самым знаменитым воином Кавказа и вырастил сильного и красивого сына. Если бы Косту убили в бою, он умер бы счастливым, но пули его не брали, как видно, черед усталого абрека ещё не пришёл.

С наступлением холодов Коста опять воротился в дом любовницы и увидел новую, почти незнакомую женщину. За месяцы, пока его не было, Саломея начала полнеть. И это настолько её украсило, что абрек не поверил собственным глазам. Грудь и бедра графини налились, гладкая кожа на открытых плечах цветом напоминала сливки, а руки, ещё тонкие в локтях и запястьях, красиво округлялись в предплечьях. Саломея всегда обожала наряды, и теперь накупила себе новых роскошных платьев, выставляя напоказ свою зрелую красоту. Коста восхитился, но, как ни странно, прилива желания не почувствовал. Сначала он решил, что это случайность, но пришла ночь, абрек представил себе нагую, роскошную женщину с мягким телом, и вновь ничего не почувствовал. Коста так и не решился выйти из своего флигеля. Утром он поймал брезгливый взгляд Саломеи, обиделся на неё и окончательно замкнулся в своих сомнениях и страхах.

Решив попробовать других женщин, Коста позвал к себе разбитную кухарку, прелестями которой не брезговал в прошлом году, но, как ни старалась пышнотелая Дуня, ублажая его, Коста так ничего и не смог. Забрав пятак, Дуня ушла на кухню, а бедняга-абрек задумался над тем, что же ему теперь делать. Жить из милости, ловя презрительные взгляды Саломеи? Но она до сих пор не дала своего согласия на то, чтобы он остался в её доме навсегда, хотя с того разговора уже прошло два дня. Как возродить мужскую силу и вновь подмять под себя строптивую графиню? Оставалась ещё одна, хоть и слабая, надежда: попробовать молодую женщину с тонкой фигурой, такой же, как у молодой Саломеи. Но где ж найти такую?..

И тут Коста вспомнил об Азе. Эту бабёнку – дальнюю родню его матери – привёл в Россию голод. Когда три года подряд на Кавказе случились неурожаи, а села стали вымирать одно за другим, в горы пришли богатые князья с побережья и принялись за бесценок скупать владения местных правителей. Село, где жила Аза, купили за муку и горсть золота. Круглая сирота, ютившаяся в княжеском доме из милости, оказалась никому не нужной, и, вспомнив, что её умершую мать когда-то крестила Заира, сочли это достаточным родством и послали Азу в Россию, как когда-то поступили и с графиней Саломеей.

Изумлённая Заира выслушала приехавшую землячку и побежала к хозяйке, прося у той разрешения оставить нежданную гостью. Старая нянька надеялась, что её питомица вспомнит собственную судьбу и, пожалев сиротку, оставит её в имении. Саломея посмотрела на Азу и впрямь разрешила той жить в Пересветове, но дело было не в жалости и милосердии, а в том, что Саломея скучала. Новая приживалка должна была стать каким-никаким, но развлечением, да к тому же бесплатной служанкой.

Так оно и получилось. С тех пор Аза жила в имении, прислуживая хозяйке. Наблюдательная и хитрая, в полной мере наделённая простой деревенской сметливостью, Аза быстро поняла, что, если постоянно льстить Саломее, потакать её капризам и, самое главное, восхищаться умом и талантами Вано, с хозяйкой вполне можно ладить. Саломея так нуждалась в том, чтобы кто-нибудь её хвалил, что скоро привязалась к Азе, как будто знала её всю жизнь. Лопаясь от гордости, одаривала приживалку своими старыми платьями, без устали повторяя, сколько отдано за ткань, сколько за кружева и сколько заплачено белошвейкам в Москве. Аза благодарила, надевала пропотевшие и чинённые наряды, а в душе ненавидела свою благодетельницу, желая той скорой и лютой смерти.

То, что приживалка Саломею не любит, Коста узнал от матери ещё в прошлом году. Заира как-то вскользь заметила, что у Азы характер мерзкий. Старуха боялась, как бы приживалка не сделала хозяйке какой-нибудь подлости. Коста тогда лишь посмеялся, но сам о разговоре не забыл и очень рассчитывал на то, что Аза не откажется насолить графине, проведя ночь с её любовником. Может, позвать приживалку прямо сейчас? Скоро вечер – самое время… Коста направиться к двери, собираясь искать Азу, но вдруг замер, услышав в коридоре шум стремительных шагов. Так ходила лишь одна-единственная женщина. Абрек не ошибся – в комнату вошла Саломея.

– Что ты сидишь в темноте? – осведомилась она вместо приветствия, – почему не зажёг свечи?

Коста скрестил на груди руки и молча оглядел графиню, не сочтя нужным даже повернуть голову в сторону большого подсвечника, стоящего в центре стола. За двадцать лет он прекрасно усвоил, что Саломея ждёт от него пренебрежительного высокомерия, свойственного мужчинам гор. Хитрость удалась. Саломея походила по комнате, прислонилась к голландской печке, покрытой потускневшими изразцами, и заговорила:

– Ты хочешь навсегда остаться в моём доме. Понятно, что в лесу стало слишком холодно для пожилого человека, а тебе нужно где-то приклонить голову. Я разрешу тебе жить здесь, но у меня есть одно условие: ты должен помочь Вано.

Саломея замолчала и вгляделась в лицо абрека. Уже стемнело, а она видела гораздо хуже, чем прежде, и черты бывшего любовника различала смутно. Она боялась, что, оскорбив Косту, перешла сейчас грань, но не могла отказать себе в удовольствии унизить этого мужлана. Ведь она терпела абрека лишь потому, что нуждалась в сильном мужском теле, а теперь, когда он больше не спешил в её постель, Саломея сходила с ума от бешенства. Но Коста молчал, как видно, ожидая разъяснений, и она заговорила вновь: