– С делом всё хорошо. – Алина обрадовалась, что беседа плавно перешла в профессиональное русло, теперь-то она покажет своё лицо, испещрённое тончайшим психологизмом. – Нераскрытых угонов за неделю – три. Исходя из полученной информации, в банде угонщиков прибыло. Освободился Минаев, лидер формирования. Посидел немного. Всего полтора года.

– Эх, малышка! Минаеву и полтора много, – хмыкнул Воронцов. – Где он на учёт встал?

– Пока нигде, – отрапортовала Кузина, – нарушает. Не явился к участковому по месту регистрации матери – видимо, живёт у сожительницы.

– Ух, как бойко ты расправляешься с ним, – удивился Воронцов и поплёлся по коридору, забыв обо всём.

– А как же я? – крикнула вслед ему Алина.

– Жди сигнала, – махнул рукой Дима и исчез в лабиринтах отдела.

Кузина вздохнула. Дима хороший, симпатичный человек. Надо быть ближе к нему. Уж он не бросит её в беде. С ним можно сидеть в засаде. У него на лице написано всё, что он думает и о чём знает. Ещё бы знал, когда материализуется из небытия Константин Петрович.

Предпраздничный день превратился в суетливую гонку по кругу. Сотрудники словно не видели друг друга. Они возились с какими-то пакетами, мешками, сумками, что-то выворачивали, упаковывали, завязывали. Все спешили, боялись опоздать на Новый год, как на поезд. На Алину никто не обращал внимания. Она шла мимо чужих забот. Так, в глубокой задумчивости, проходят иногда по восточному базару иноземные туристы, не замечая коловорота ярких и пёстрых красок. Кузина не хотела признаваться себе, что испугалась. Она боялась. Заранее начала трусить, а после разговора с Воронцовым окончательно погрузилась в страх. Перед глазами всплывали обрывки сна, персонажи из которого важно обсуждали план угона чужой собственности. Они разговаривали и вели себя так, словно весь мир им задолжал и теперь не хочет возвращать долги. Пацаны решили восстановить справедливость.

* * *

А в это время Дима Воронцов выворачивал правду-матку Батанову.

– Как с ней работать? Её засекут в два счёта. Срубят мигом, – горячился Воронцов.

– Пусть переоденется, – посоветовал чем-то озабоченный Батанов.

– Костян, да она такая длинная, как горбыль, вечно падает, спотыкается. С мозгами у неё что-то не так.

– А мозги при чём? Зачем они тебе? – удивился Константин Петрович, забыв о своих заботах.

– Как это – при чём? Они в нашем деле играют первостепенную роль, – терпеливо объяснял Воронцов. – И рост у неё неподходящий для оперативной работы. Ей бы в следствие…

– В следствии она уже была, – вздохнул Батанов, – но не прижилась. К нам вот сплавили. Терпи, одну ночь потерпеть можно. Я же сказал, что подстрахую.

– А с женой договорился? – всполошился Воронцов.

– Да нет, пока ни в какую не соглашается, мол, Новый год только дома. Никаких выездов. Угрожает!

– Как угрожает?

– Говорит, мол, детей заберу – и к маме, а ты иди дежурить с чистой совестью. И дежурь хоть до пенсии, но без нас. На том и остановились. Я пообещал, конечно, что буду дома. Короче, как получится. Дима, но ты можешь рассчитывать на меня.

– Ты хоть веришь, что мы Минаева задержим? – с кислотной улыбкой поинтересовался Воронцов.

– Нет, не верю. Но пост отработать надо. Кто ж знал, что ей рапорт подпишут. Что-то нашло на Игорь Иваныча. А мы теперь расплачивайся, – посетовал Батанов.

– Сам же игру затеял с этим рапортом, – проворчал Воронцов, – а меня крайним назначил.

– Да не крайний ты, не крайний, я мигом выберусь из дома, как только найду предлог. Не трусь, Дима!

Помолчали. Воронцов потихоньку наливался злостью. Всегда так! У всех жёны, дети, семьи, как будто у него девушки нет. Есть девушка. Есть. Соня. Студентка. Тоже шантажирует, дескать, если в Новый год не вместе, то разбежимся. Они молчали и каждый думал о своём, потом заметили, что к ним приближается Кузина. Она бежала на высоких каблуках, держа папку с уголовным делом под мышкой. Вдруг зацепилась за что-то каблуком, хотя пол был ровный, как стёклышко, и упала, неловко растянувшись всем телом. Мужчины вздрогнули, но продолжали хранить молчание.

«Хорошо, что меня никто не видит, а то бы решили, что я дурочка, вечно падаю и спотыкаюсь на ровном месте», – подумала Алина, поднимаясь с колен.

«Вот дура, – одновременно подумали мужчины, – вечно она спотыкается и падает на ровном месте. Зачем ей каблуки? Она и так длинная, как горбылина».

Батанов скривился и резко рванул в сторону, Воронцов в другую. Они не хотели, чтобы Алина их увидела. Она никого и не видела. Подобрала с пола папку, прижала локтем и помчалась искать Батанова, но вместо Константина Петровича натолкнулась на Кочетова.

– С наступающим вас, Виктор Степанович! Вы что, Новый год в отделе будете встречать?

– В кругу семьи, – вежливо пояснил Степаныч, – а тебе придётся побегать по району. Обувь сменить надо. В твоих черевичках не набегаешься.

– У меня других нету, – простодушно пояснила Алина, – все сапоги на высоком каблуке. Мода такая, Степаныч, стиль!

– Ох, уж эта мода! Все ноги искалечишь, – неожиданно пожалел Алину Степаныч, – ты бы кроссовки у оперов попросила, что ли. В такой обуви за преступниками не бегают. Это ж тебе не шоу-бизнес! Смотри, как бы тебя по «скорой» не отвезли.

– Ничего, – отмахнулась Алина, – всё будет нормально!

– Ну, смотри, я тебя предупредил. У Батанова от тебя уже крышу сносит. Каким ветром тебя принесло в уголовный розыск? У нас же не дом моделей, а суровая мужская работа.

– Виктор Степанович, не расстраивайтесь! – воскликнула Алина. – Всё будет! Не сегодня. Может, завтра. И необязательно у меня. Возможно, в другом месте и у другого человека.

– Вредная ты, Кузина! Вредная, – обозлился Степаныч, – ходишь хвостом за всеми, ноешь, помощи просишь, а как рот откроешь, оттуда змеи прыгают. Язык у тебя, как помело. Метёт-метёт, а что метёт, сам не знает. Увижу Батанова, скажу ему, чтобы отменил твоё дежурство. Нельзя тебя доверять. Нельзя! Всех под монастырь подведёшь. Потом не отмыться будет.

– Это несправедливо! Я всё сделаю правильно, – прошептала Алина, испепеляя взглядом смурного Степаныча.

– Не верю!

С этими словами Кочетов удалился. Кузина долго смотрела в его спину. В обеих руках по пакету, видимо, принёс канцелярским женщинам подарки на Новый год. Они сегодня дань собирают, как в Международный женский день. Забыли, что до весны ещё долгих два месяца. Женская память короткая. Одной Алине не до подарков. И почему ей никто не верит? Ни Батанов, ни Кочетов, ни Дорошенко. Один Дима верит. Алина прониклась нежностью к Воронцову. Хороший парень, хороший. От Димы исходит аура настоящего мужчины. Такой не станет смеяться над упавшей девушкой. И Кузина побежала на второй этаж. Кто-то сказал,