Начала я, конечно, со стандартных вопросов. Как узнали о смерти брата? Когда виделись в последний раз? Не показалось ли что-то странным в его поведении? Егор держался уверенно. Он сидел на широком диване в гостиной, потягивал что-то из стакана и отвечал четко, без запинок и ожидаемых вздохов и ахов.

– Я ведь не сразу узнал о его смерти. Телефон отключил перед тем, как спать завалиться, чтобы не дергали по пустякам. Следователь сказал, что рано утром дозвониться до меня не смогли, пришлось вызывать в конюшню хозяина Арабеллы. Да если бы я знал, что такое случится, разве бы я стал мобилу вырубать?

Речь Егора звучала грубовато. Впечатление такое, что ему недостает образования. Или воспитания? Скорее всего, конечно, и того, и другого. Я решила отойти от первоначального плана и, вместо того, чтобы расспрашивать младшего Лихарева об отношениях с братом, поинтересовалась их родителями.

– Егор, вы уже оповестили родителей о смерти Романа?

– Странный какой вопрос, следователь о них даже не заикнулся, – хмыкнул Егор. – Оповещать некого. Родители умерли много лет назад, мы с Ромкой росли вдвоем. Не совсем вдвоем, конечно. Сначала жили с бабушкой, а когда Ромке исполнилось восемнадцать, бабушка тоже умерла. Вот тогда мы остались одни. Мне было почти пятнадцать. Ромке не разрешили оформить опеку, но он уговорил соседку тетю Машу, чтобы по бумагам вроде как она проходила опекуном. На самом деле мы жили самостоятельно. Ромка работал, я учился. Так и жили. А теперь вот я один.

– С тех пор ничего не изменилось?

Вопрос звучал вроде безобидно, но Егор неожиданно рассвирепел.

– И что с того? – чуть не зарычал он. – Да, ничего не изменилось. Да, мы по-прежнему живем с братом вдвоем. Что в этом такого преступного? Ни он, ни я не женаты, так почему нам не жить под одной крышей? Поодиночке разве лучше?

Честно сказать, такого напора я не ожидала.

– Егор, погодите. С чего вы так разволновались?

– А то вы не знаете! Уже наверняка по поселку слухи собрали: Егор такой, Егор сякой, Егор сидит у брата на шее. Ага, не надо делать честные глаза. Типа я поверю, что вы ни о чем таком даже не думали.

– Но я, правда, не понимаю, почему вы продолжали жить у брата, если так остро переживаете из-за сплетен. Приобрели бы собственное жилье. В конце концов, его можно было сдавать, а жить по-прежнему у брата. И сплетни прекратились бы, и вам с Романом расставаться бы не пришлось.

– Легко вам говорить, – запальчиво воскликнул Егор. – Откуда деньги взять, если я не работаю? Подрабатываю, да, но это ж так, копейки. Да Ромыч тоже особо не шиковал. Нет, денег у него всегда было побольше моего, но тоже, скажем прямо, не миллионер. Все равно экономил жестко.

– Простите за назойливость, но раз уж вы сами завели об этом разговор, не могу не спросить. Так почему вы не работаете?

– Я работаю! Просто сейчас у меня временный кризис, поэтому я здесь. Брат разрешил пожить у него. Может, я на родине черпаю вдохновение?

– Вы художник? – уточнила я.

– Композитор, – не без гордости ответил Егор. – Группу «Фенваг» знаете? Моя композиция в их третьем альбоме. Они, правда, ее адаптировали к своим инструментам, но получилось не хуже оригинала.

– Давно это было? Когда альбом вышел?

Егор назвал год, и я чуть не свалилась с кресла. Шесть лет назад! Ничего себе временный кризис. Да у нас в стране не каждый экономический кризис на столько затягивается. «Ты, брат, просто лентяй», – мысленно припечатала я.

– Вы по образованию композитор? – Я задала вопрос только для того, чтобы скрасить неловкость, возникшую после признания Егора.

– Да, у меня музыкальное образование, – гордо ответил он и пустился в воспоминания: – Сначала мама настаивала, чтобы я ходил в музыкальную школу. Потом Ромка принял эстафету, начал меня по частным учителям гонять. Инструмент мне заменил на более современный, уроки дополнительные оплачивал. Это же он настоял на том, чтобы я не бросил музыку. Ромка почему-то всегда был уверен, что я стану композитором. Я, конечно, тоже этого хотел, но, когда пацаном был, знаете, кочевряжился, пару раз действительно чуть не бросил. Вообще-то сочинять за роялем – единственное, что мне по-настоящему удается. А еще Ромка всегда говорил, что у меня талант.

Последние слова прозвучали глухо. Ничего удивительного, Егор пытался справиться со слезами. Я не мешала ему. Впервые с начала нашего разговора в словах Егора зазвучало личное, то, что принадлежало только ему. То, что он не собирался демонстрировать посторонним.

Я смотрела на него и пыталась определиться с отношением к этому молодому человеку. Впечатление было двойственным. С одной стороны, брат Лихарева довольно успешно играл роль убитого горем. С другой же стороны, он одновременно вел себя как журналист, обсуждающий чужую смерть. То он кичится, что не в состоянии заработать себе на пропитание, то впадает в ностальгию по детству. Противоречивый человек, ничего не скажешь.

Между тем мне нужно как можно быстрее решить, стоит тратить на него время или к смерти Лихарева он не имеет никакого отношения. Пришлось отбросить колебания и, воспользовавшись очередной паузой, спросить напрямую:

– Егор, из-за чего вы спорили с братом накануне его смерти?

– Откуда вы знаете? – опешил он. – Ромка вам говорил?

– Не имеет значения, откуда я знаю. Мне важно услышать от вас, что имел в виду Роман, когда говорил, что вы поплатитесь за свою жадность. Вы требовали от него денег? – Я резко сменила тон.

– Да вы что несете? Никогда в жизни Ромка меня ни в чем таком не упрекал! Мы вообще с ним никогда не ссорились, тем более из-за денег, – явно занервничал Егор. – Говорите немедленно, откуда у вас такая информация? Кто на меня стучит?

– Если я правильно понимаю, вы единственный наследник Романа, так? После его смерти вы получаете этот дом, а заодно и все сбережения брата, – наседала я.

– И что с того? Хотите сказать, что я это подстроил, чтобы брат свернул себе шею? Что ж, дело ваше. Только вам сначала придется это доказать! А доказательств у вас нет и быть не может! Иначе вы не сидели бы в моем доме и не задавали ваши мерзкие вопросики, а отправились бы прямиком к следователю.

Егор распалялся все больше и больше. Он вскочил и принялся мерить шагами комнату.

– Надо же такое придумать: Ромка обвинял меня в жадности. Интересно, с какой это стати? Из-за того, что я ел его хлеб? Или из-за того, что я не могу сейчас оплачивать квартиру? Вот ведь злые языки у людей!.. Завидуют, конечно! Тот, кто вам такое сказал, просто завидует. И есть чему, да! У нас с братом были прекрасные отношения. Не каждому так везет с родней. Что, угадал? – Егор остановился напротив меня и ждал ответа.

– Хорошо. Допустим, я вам поверила. – Я старалась хранить спокойствие. – Тогда скажите, о чем вы говорили с Романом вчера примерно около часу дня. Вы ведь не станете отрицать, что звонили ему в это время?