тут, у соседей, дочь замуж собралась, а им нечем даже подушку ей набить. Если у вас что-нибудь осталось, загляните к ним!»

«Лучше бы вы надо мной не шутили! Я ведь тоже всякое пережила».

«Да что вы? Думаете, я с каждым встречным попусту разговор заведу? Если у кого нога болит, тому уж не до шуток. Эх, жаль, не могу вас проводить! Скажите им хотя бы, что я вас послал!»

«Скажу, скажу. А собаки там нет?»

«Да что собака, коли она привязана?! Крикните: перо! Они тут же выйдут вас встретить».

«Ну, я пойду. Большое вам спасибо!»

«Не за что. Это я не вам, а им услугу оказал».

Она направилась к воротам. Сначала осторожно заглянула во двор, опасаясь, что собаку мог кто-нибудь спустить или что у нее цепь слишком длинная. Потом крикнула несмело: «Хозяйка! Перо! Перо продаю!»

Из конуры вылезла собака и лениво залаяла.

Привязана!

«Перо! Перо купите!» — закричала она смелее.

Из-за двери высунулась женская голова, потом вторая, а за ней и третья.

«Что это она кричит? — спросила первая. — Я уже плохо слышу. Борка, сбегай, узнай, что ее к нам привело. Может, она что-то важное передать хочет! Или ей приспичило, хочет у нас присесть. Покажи ей, где уборная, и пусть не торопится! У нас, женщин, больше понятия, чем у какого-нибудь недотепы-мужика!»

«Перо продаю!» — донеслось от ворот.

«Слышала, Борка? Перо, говорит! Не иначе, ее к нам кто-то послал».

Женщины подбежали к ней.

«А сколько у вас тут? — спрашивает средняя. — Дочка вот все торопит — замуж, да замуж! А нам-то подготовиться надо».

«Мама!» — девушка чуть зарделась.

«Ах! Еще такая молоденькая? Жалко этакую веточку в воду бросать!» — вздохнула Уйгелиха. Она скинула котомку и развязала мешочек.

«А оно не старое?» — засомневалась старшая. Видно было, что в пере она разбирается. Она ощупала его, стараясь размять пальцами. «Раз как-то заглянула я в подушку, почему это она такая легонькая и тонкая, и нашла там горсточку куриных перышек, да и те уже в труху рассыпались».

«Бабушка!»

«Только представьте себе! Уже вторая внучка замуж собирается. Бог даст, еще и правнуков дождусь. Так что?» — обратилась она к своим. — «Все берем! Только, кажется, этого будет маловато!»

«Мало? Так я еще могу принести» — предложила Никелиха.

«Если принесете, то милости просим!» — ответила средняя. — «А сейчас заходите в дом, перо нужно пересыпать и мешочек вам вернуть».

Так они и сделали. Мешочек ей вернули и за перо заплатили по справедливости. Раз речь идет о замужестве внучки или дочери, так уж гроши считать не приходится! Потом еще теплым кофе и хлебом с маслом ее угостили. А когда она доела, вышли все три ее проводить, и каждая по отдельности пожелала ей счастливого пути.

Мужик со сломанной ногой тем временем вздремнул, и теперь проснулся. Никелиха ушла уже на порядочное расстояние, но голос у него был сильный, и, приложив руки ко рту, он во все горло закричал: «Всего вам хорошего, кумушка! Разве я не говорил, что вас там приветят? Прав я был. Еще и счастья вам желают, столько счастья, что я бы с радостью с вами побежал, пошел бы с вами куда угодно. Слышите меня?» — крикнул он еще громче. «Если бы эта дурацкая нога не болела… Ведь не то смешно, что я скачу, а то, что сам над собой смеюсь».

Она несколько раз помахала ему рукой.

С той поры повсюду, где проходила, собирала она перышки и складывала их в мешочек, который подарил ей тот крестьянин. Часто она ходила просто так, побродить, ее тянуло к селам, где был достаток воды гусиные перышки, разносимые ветром, цепляются там за бугристую землю. Осенью, когда небо бывает ясным, из дворов и огородов, из фруктовых садов, отовсюду улетают припозднившиеся стайки певчих птиц, на лугах цветут безвременники, не напасшиеся досыта коровы возвращаются в сырые холодные хлева, где хозяин бросит им немного сена или кукурузных листьев, она ходила по деревням и спрашивала у хозяек: «У вас перо есть?»

«А сколько? Сколько бы вы хотели?»

«Ну, сколько?! Хотя бы на две подушки. Но если будет меньше, то мне и того хватит».

«Заходите!»

«Ах, какая вы добрая! Люди вам наверняка завидуют, раз вы по первой просьбе помочь готовы».

«Ну, вам я еще не помогла. Да и даром давать не собираюсь».

«Все равно, все равно. Вы к людям добры. Что себе, то и другим желаете. Такую женщину ценить надо, уважение ей оказывать».

«Как хорошо вы это сказали! Лучше уж я на свой счет ваши слова не приму, а то Господь меня накажет».

«Не накажет. За что же наказывать? Я долго уже среди людей хожу, знаю, что полагается, а что нет».

«И правда! Я вас и на прошлой неделе видела, вы целую перину несли».

«Две перины я тогда несла. Вот, видите! И снова я здесь!»

«Зачем вам столько пера? У вас что, семья такая большая?»

«Да, и семья большая. Семь дочерей в избе теснятся, сидят вокруг стола, перо щиплют и смеются, потому что одна другой краше, и это их веселит. Муж у меня маленький, но ловкий. Работы найти не смог, так начал трещотки делать. И я каждому объясняю, что у нас все время и Рождество, и Пасха. У других людей праздники чередуются: перед Рождеством они перо щиплют, а перед Пасхой трещотки крутят. А у нас оба праздника сразу, и так круглый год».

«Да уж, да уж».

«Вот куплю я перо, девки его пощиплют, а я потом продавать иду».

«В самом деле? И кто же все это покупает?»

«Трудно ли догадаться? Каждому хочется перинкой прикрыться, милая хозяюшка. Даже земля на Рождество белую шубку просит. А человеку вдвойне зябко, у него уже летом по телу мурашки бегают. Вот ему и хочется хотя бы в постели согреться».

«А выгодная это торговля?»

«Хозяюшка, да ведь дело не в выгоде, а в том, что людям холодно!»

«Вижу, какая вы мудрая. Все можете объяснить. Расскажите-ка еще раз про ваши трещотки, чтобы я и мужа могла этим повеселить!»

«Могу сказать лишь то, что их муж мой мастерит. Накануне Пасхи, бывает, бреду куда-нибудь ночью и как замечу церковного сторожа или мальчишку какого-нибудь, что так важно крутят трещотки, так засмеюсь и говорю — крути, крути! У меня дома твоя трещотка все равно раньше затрещала».

Да, вот так затейливо умела Уйгелиха с людьми поговорить, каждого