Потом это разлетелось повсюду.

Одна девушка должна была сдавать экзамен по какому-то очень важному предмету, но нигде не могла достать учебник, и денег на него не было. Пошла она в магазин, долго искала, а потом — цап его, и в сумку. Ушла, не заплатив. А я — что они на это скажут?!

Некий болван захотел прославиться, украл у своего приятеля стихотворение и опубликовал под своим именем. А я — что он на это скажет?!

Какой-то проныра взбаламутил компанию молодых ребят, наобещал им, что вместе с ними и с несколькими высокопоставленными товарищами создаст оппозиционную партию. Позанимал у них небольшие суммы денег, которые потом не вернул, однако все раскрылось, и он вынужден был за свои дела оправдываться перед общим собранием. — А я — что они на это скажут?!

Его исключили из института, а вместе с ним и нескольких оппозиционеров.

И сегодня меня бы нисколько не удивило, если бы кто-нибудь из наших политиков или хозяйственников выступил на телевидении и нагло засмеялся нам в глаза: — А я — что вы на это скажете!

Я разыскал Иренку. Точнее, ее даже искать не пришлось, я просто ее подождал. — Слушай, девочка, зачем нам друг на друга злиться? Пойдем, прогуляемся и во время прогулки все обсудим.

И мы пошли. За южной окраиной города, неподалеку от сельскохозяйственных построек, откуда всегда несло навозом и еще незнамо чем, потому что рядом была еще и городская свалка, на которой постоянно что-то горело, я вспомнил ее однокашника и, не обращая внимания на дым, начал рассказывать ей о том, что эта несчастная фраза натворила. Она сначала и не поняла, о чем речь. Я поцеловал ее и произнес: — А я — что ты на это скажешь? — Она засмеялась и как раз в этот момент, я даже боюсь это сказать, возле ее ноздри заблестел пузырь, который тут же и лопнул. Иренка вытащила носовой платок, но он уже не понадобился.

Я сделал вид, будто ничего не заметил, но Иренка неизвестно почему стала злиться, даже пару раз стукнула меня кулаком по спине. Я засмеялся, убеждая ее, что такая ерунда с каждым может случиться. Но она отвернулась и зашагала прочь.

Человеку свойственно забывать, повторял я снова и снова. Но Иренка была уже далеко от меня. Тепло и радость жизни улетучились. В один прекрасный день я пришел к их дому, нажал на звонок, мне открыл хорошо одетый молодой человек и сказал: — Тебе здесь делать нечего. Она не хочет тебя видеть.

Но неожиданно я стал по Иренке скучать. Раньше я это как-то не очень сознавал, но сейчас, после такой размолвки, мне ее постоянно не хватало. Я все время говорил себе, может быть, она мне где-нибудь встретится, но это все никак, никак не случалось! Ни на улице, ни на автобусной остановке, ни в автобусе, ни даже перед консерваторией, хотя я торчал там изо дня в день, как будто мне делать было нечего.

Проклятье, что же я натворил! Хотя в действительности я ничем ее не обидел. Только посмеялся, когда у нее был насморк и чуть-чуть заблестело под носом.

Ну и что?! Конечно, я мог бы и не смеяться! Но почему бы и нет, у меня же не было насморка или простуды, у меня пузыря под носом еще никто не видел, нечему было и лопаться, в чем же я тогда виноват? Ведь это я должен был оскорбиться: если у тебя в носу сопля, нечего на свидание ходить, тоже, воспитательница нашлась! И музыке нечего учиться! И скрипку не надо было тебе покупать! Как же это ты учиться хочешь? А если бы это случилось с тобой на концерте? Бац — под носом лопнул пузырь, и тут же во всей Словацкой филармонии, во всей Редуте, свет погас. А я почему-то во всем виноват.

Раз нос заложило — лучше на скрипке не играть. Что, если брызнет на струны или на смычок? Тут и шершавая канифоль не поможет.

Эх, проклятье, ну что же я наделал! Даже как-то немного жаль, немного жаль. Да нет, просто зло берет. Ведь мы и не поругались вовсе, все это выглядело скорее как шутка, а вместо меня к ним уже начал ходить какой-то болван. Кто знает, может он и раньше к ним ходил? Да еще такой прилизанный! Наверняка каждый день рубашку и галстук меняет. Ну и пусть! Ты сама так решила. Захочу — и сам с тобой расплююсь…

11

Мне вдруг снова захотелось поехать в Бруски. Однако Йожо с этим не соглашался.

— Ну почему бы и нет? Ведь я только заглянуть хочу. По крайней мере, тебя потом проинформирую.

Но он и слушать не хотел. А меня это злило. Сначала сам меня посылает, а когда я уже познакомился, и меня даже пригласили, он вдруг не желает. Мне было немного обидно. Разве я хотел, чтобы он ко мне приехал и жил тут у меня тайком? Он ведь даже в домовой книге не записан! Если кто-нибудь узнает, у нас будут неприятности, у меня и у моей хозяйки. А еще он до сих пор так и не сказал, кто его ко мне послал, кто посоветовал, чтобы он заявился именно ко мне. Не нравятся мне такие секреты, ведь я тоже рискую. И все из-за него! Черт побери, черт вас побери, черт бы вас всех побрал! Ты часом не влюблен в собственную двоюродную сестру? Если да, не надо было учиться на священника, выбрал бы себе другую профессию, дяде надо было выучить тебя колодцы копать, каналы выкладывать, канальщики-то сейчас, наверно, и зарабатывают хорошо, раз кругом все осушается, регулируется, мелиорируется, повсюду прокладываются водоотводные трубы, каждый вонючий ручеек отделывают камнем. И тогда не надо было бы скрываться, мог бы на себя зарабатывать, разве я тебе указывал, что ты должен, а чего не должен, что ты можешь, а чего не можешь делать? Если бы не я, кто бы тебя тут приютил?

Мне снова хотелось поехать в Бруски, хотелось встретиться с его двоюродной сестрой, сказать ей, что между мной и Йожо начали возникать какие-то недоразумения. Правда, это были не бог весть какие недоразумения. Просто мы даже о мелочах говорили как-то раздраженно. А ведь я мог бы и выставить его вон или всего лишь намекнуть