Когда ты обязан жизнью призраку, думал Кит, это куда тяжелее.

– Каждый день, – продолжала рассказ его Дакота, – я тоскую по ней каждый день. Но я вижу их обоих в Монти и Лэйки. В близнецах так много от родителей.

Кит был рад, что Монти и Лэйки старше его. У них-то в памяти отложилось нечто большее, чем просто смутные образы мамы и папы. Однако «нечто большее» не всегда означает «достаточно».

– Мам?

– Что, Кит?

– С тобой все хорошо?

Пауза.

– Разумеется, со мной все хорошо. А в чем дело?

Он решил не отвечать прямо:

– Если бы мухи унесли тебя, если бы тебя не стало, я бы тоже покинул наш Городок.

В будке повисла тишина, и мамина рука замерла у него в волосах. Кит не знал, делиться с Дакотой своими мыслями или нет – о том, что Монти не единственный готов уйти, что им всем не нравится «Повелитель мух», что когда он стоял в кабинете рисования у раскрытого окна, наслаждаясь бризом, обдувавшим лицо, то уже тогда смирился с тем, что так никогда и не узнает, откуда и куда дует ветер.

Однако вместо этого Кит произнес:

– Если бы ты умерла, я бы собрал приемник из высокоомных резисторных диодов и мне было бы все равно, какие грустные голоса из него зазвучат. Я бы все равно попытался найти говоривших. Если бы ты умерла, я бы тоже захотел уйти отсюда.

рой как буря

Той ночью Киту приснился сон.

Он сидел за столом в ярко освещенной белой комнате. Напротив сидел незнакомец, взгляд которого обещал: заговори со мной, и я выслушаю. Кит и заговорил, но постепенно комната из белой сделалась серой, а потом и вовсе черной, и вот он уже сидит посреди улицы напротив «Близнеца рая» и видит, как город тонет в клубящейся, похожей на грозовые тучи, жужжащей массе. Рой пожирал Городок: главную улицу, «Близнец рая», начальную школу Тафта, аптеку, офис шерифа, Монти, Лэйки, его Дакоту, его искусство, его мир. Насытившись, мухи повернули в сторону заснеженных гор. Стояла ночь, ярко светила луна, и – вот диво! – на месте звезд вдруг появились компьютер с клавиатурой. Возник серебряный ключик на небесной цепи. Ключ рос, пока не стал крупнее луны, пока не засверкал и не замерцал, и рой устремился к нему, скрывшись в Неизученном Запределье.

Наутро, когда Кит проснулся, его постель воняла мочой.

Акты

«В каком смысле, ты видел меня еще до моего рождения?» Этот вопрос застыл у нее в голове, точно первая звезда на пустом ночном небосклоне, сияющая и далекая-предалекая.

Нико однажды задавала его, но папа вместо ответа скатился в очередную спираль:

– Все началось с эксперимента по скрещиванию, когда искали замену медоносной пчеле. – Он говорил быстро, но не лихорадочно; тихо, но не шепотом. – Была одна лаборатория в Китае. Там применяли генетически модифицированный вирус, но… что-то пошло не так. И вирус, и мухи мутировали.

Они снова устроились на чердачном балкончике, глядя на километры леса вокруг. Отец живописно рассказывал о том, как мухи пересекали океаны и материки, преодолевали горы и зарывались в недра земли, пока «не отпала нужда в докладах, потому что враг уже был на пороге», а Нико смотрела, как его слова маленькими призраками уплывают через балясины в стылую ночь.

Рассказы о старом мире были просто разными версиями истории о том, как мух было много, какие они были быстрые и как стремительно поставили человечество на грань вымирания. Как сдались правительства, как не хватало мест в больницах и каким разрушительным оказался эффект домино, когда стало не хватать рабочей силы: без топлива не стало транспорта; товары в магазинах либо растащили, либо раскупили, а снова выставить на полки оказалось нечего; одна за другой отключились электросети, и каждый уголок Земли откатился назад по шкале истории, свершилась революция, но не Индустриальная, а Атрофическая, и мир очутился в самом начале пути, в Темнейших веках.

– Когда-то это напоминало пьесу в двух актах, – говорил папа. – В акте первом, в первые несколько недель, мы еще даже не знали о гриппе. Нам хватало мух, ведь от них гибли миллиарды. А уцелевшие посчитали себя везучими, потому что якобы пережили конец света.

Почти все это Нико слышала и раньше, но в этот раз история звучала иначе. Как будто прежде папа рассказывал лишь разные версии истории, зато теперь открыл первоисточник.

– Акт второй, – сказал он. – Грипп разлетелся по миру еще быстрее, чем мухи. Наука и врачи за ним не поспевали. Догадок было море, но… никакой определенности. Акт второй прошли очень немногие. И уцелевшие снова посчитали себя везучими, потому что якобы пережили конец света.

За свою жизнь Нико узнала столько историй, что нутром чувствовала развитие любой из них. Всегда знала, что будет дальше.

– Теперь ты думаешь, что наступил акт третий. – Она заглянула папе в глаза, пытаясь отыскать там проблески разума. – Хочешь сказать, что у мамы был… что у тебя… что это все грипп?

Папа не ответил.

Ясная у него была голова сейчас или нет, в его словах не было смысла.

– Мы же ни с кем не контактировали.

– Я мушиный грипп сразу вижу.

– Как?

– Определенно ничего неизвестно. Есть лишь догадки.

– Но у тебя грипп?

Отец снова посмотрел на деревья и пустым голосом произнес:

– Когда-то одно исследование позволило предположить, что у большинства людей есть герпес, только в латентной форме.

– Латентная форма?

– Вирусам нужен носитель. Однако некоторые вирусы, попав в его организм, не принимаются тут же размножаться, а погружаются в подобие спячки. Внедрился и зарылся, как говорится. Это называется задержкой. Вирус живет, но не размножается. До тех пор, пока его что-нибудь не пробудит.

В суть папиного рассказа верилось с большим трудом, однако речь его звучала вполне ясно. Нико попыталась осмыслить услышанное: даже сейчас внутри нее наверняка сидит вирус мушиного гриппа и ждет своего часа. «Раз уж он пробудился в маме, а потом и в папе, то и во мне однажды проснется».

– Что, например? – спросила Нико. – Что может его спровоцировать?

– Некоторый… набор стрессовых факторов. Физиологические перемены. Любая другая болезнь, совершенно не связанная с вирусом, может послужить отвлекающим маневром. И пока иммунитет разбирается с ней, мушиный грипп берется за дело. Может, просто… вирусу иногда нужно время. А может, он и не спит. Может, он просто добрался наконец до наших припасов и воды. Определенно ничего неизвестно, есть лишь…

– Догадки.

В дверь настойчиво заскреблись. Нико встала и выпустила на балкончик Гарри. Теперь они сидели втроем; Гарри положил голову Нико на колени, а она старалась понять – не только сказанное папой, но и как быстро он впадал в туман и снова возвращался к ясности.