– Просто выслушайте, – попросил Монти, поднося наушник к уху и возясь с настройками. – Я поймал закольцованную запись.

– А есть что новое? – спросила Лэйки.

– Эта запись другая. Есть одно место… Только послушайте.

Кит уже слышал обрывки других закольцованных записей, которые перехватывал Монти, – крохотные сообщения, надиктованные незнакомыми голосами. Какая-то женщина читала Библию. Мужчина снова и снова повторял один и тот же набор (казалось бы) случайных цифр. Кто-то монотонно начитывал рецепты бабушкиных пирогов. Кит воображал человека, печально ссутулившегося у собственного детекторного приемника в отчаянной попытке хоть с кем-то связаться.

– Что за место? – спросила Лэйки.

– Безопасная зона. – Монти протянул ей наушник. – Ну, давай.

Лэйки прислушалась, а Кит попытался представить, как происходящее выглядит со стороны, из окошка его будки киномеханика. Вместо волшебного света и живых картинок – темная, похожая на пещеру комната, несколько сот пустых кресел, а в дальнем конце зала – сцена и огромный белый экран. На самой сцене, под экраном, стол и шесть трепещущих свечей.

Лэйки опустила наушник.

– Ну? – спросил Монти. – Правда же, идеально?

– Может быть, – еле слышно прошептала Лэйки.

– И что там говорят? – спросил Кит.

– Сам послушай. – Монти уже подался вперед, намереваясь воткнуть микрофон в ухо Киту, но тут Дакота перехватила его запястье.

– Нет, – сказала она.

– Мам…

– Нечего забивать себе голову безумными фантазиями о безопасных зонах. Наша зона и так безопасна.

– Если бы, – ответил Монти.

– Мы готовимся, у нас есть учебные тревоги. Мы бдительны и соблюдаем полуденный комендантский час. И рассыпаем корицу.

– Это место… – Монти отнял руку и протянул Дакоте наушник. – Это архипелаг небольших, изолированных островов. Там выживальщики, всё по закону. Полно припасов, охрана. Само совершенство.

Дакота отложила вилку, и Кит стал с удовольствием наблюдать за ее четкими, скоординированными движениями. Киту нравился мамин кулон, который она никогда не снимала, – длинная цепочка, продетая в ушко ключа. Нравилось, как она распаляется, когда говорит о чем-то действительно серьезном, и как при этом сильнее раскачивается у нее на шее ключ. В такие моменты она и правда была его Дакотой. Однако сегодня в ее движениях что-то переменилось, что-то замедлилось и поблекло, как будто в ней прогорел некий фитиль. И Кит впервые осмелился оформить свои ощущения в слово: болезнь.

Его Дакота выглядела больной.

– Я знаю, ты винишь меня, – сказала она и со слезами на глазах посмотрела на Монти, потом на Лэйки. – Знайте же, что сильнее всех себя виню я сама. Но я обещала вашим родителям – мы обещали друг другу, что если что-то произойдет, то оставшийся вырастит детей как родных. Я всеми силами стараюсь сдержать свое слово. Хотите верьте, хотите нет, но я вас обоих люблю, сильно-сильно. И, ради моей к вам любви, прошу, послушайте, когда я говорю вам, что нет никаких убежищ. Наше убежище – «Близнец рая». И мы никуда отсюда не уйдем.

Она встала из-за стола и вытерла слезы.

– Завтра банный день. А то у нас уже как в «Повелителе мух».

Кит проводил свою Дакоту взглядом – она медленно и чинно, будто стеклянная, спустилась со сцены и ушла по проходу между рядами.

– Завтра вторник, – тихо напомнила Лэйки.

Монти возил еду по тарелке.

– Я перекрою кран от бака с дождевой водой и проверю фильтр.

– А я займусь корицей, – предложил Кит.

Последние несколько вторников обе эти обязанности исполняла Лэйки.

Некоторое время они ели в тишине. Это была родная сестра молчания, которая встает, когда сказано решительно все и новым словам в беседе просто нет места.

Но вот…

– Ненавижу эту книгу, – сказала Лэйки.

Монти кивнул:

– Та же фигня.

Кит ясно помнил, как нашел эту книгу у себя в библиотеке, увидел заголовок на фоне зеленой обложки. Вьющийся светлый локон и злобный взгляд мальчика, что выглядывал из-за кустов или дерева. Кит как раз дошел до буквы «Г» в секции художественной литературы, эта книга шла следующей, вот он ее и прочитал. Впрочем, дать ее Монти и Лэйки заставило именно название. Как вообще можно стать повелителем мух? Читая роман, Кит не мог определиться: то ли он трагичен, то ли забавен, то ли еще каков… Кит не мог определиться, видит ли себя среди его героев, одичавших мальчишек, или же он горбится у самодельного приемника в отчаянной попытке связаться хоть с кем-нибудь.

Одно он знал наверняка…

– Мне книга тоже не понравилась.

что за дивная магия – «Близнец рая»!

Должно быть, в свои золотые годы «Близнец рая» выглядел шикарно. Люди в понтовых платьях и костюмах приезжали сюда на понтовых автомобилях и ждали под афишей очереди на фильм под названием «Унесенные ветром». Фильм, похоже, был не менее понтовый, и не только потому, что его смотрели понтовые люди, а потому, что под афишей имелась приписка «БИЛЕТЫ В ОБА ЗАЛА ПРОДАНЫ».

Со свечой в руке Кит стоял в вестибюле перед уборными – таблички на дверях гласили «ПАРНИ» и «КУКОЛКИ» – и глазел на старую черно-белую фотографию. Он попытался вообразить себя в шкуре этих понтовых людей, увидеть свой дом глазами размытых фигур на снимке. Увеселительное заведение.

Пыль времени, несомненно, сказалась на старом кинотеатре, но форму он свою не растерял. Вестибюль с высоким потолком и мраморные полы, лепные молдинги, муралы с изображением масок и лент, хрустальные люстры и афиши, обрамленные лампами, зеркальные лотки – все это было под стать понтовейшим из гостей.

Свою спальню Кит устроил на втором этаже, в главной будке киномеханика. Там посередине стоял проектор, дремлющее напоминание, призрак фильмов из прошлого. Бывали ночи, когда Кит был ему благодарен. В окружении кейсов со старыми пленками он подходил к узкому окошку, сквозь которое проектор некогда выпускал свою магию посредством одного только света.

Однажды его Дакота рылась в пленках и нашла свой любимый фильм.

– «Инопланетянин», – сказала она, и ее лицо будто озарилось солнцем. – Это кино о мирном пришельце, который умел исцелять. Он прилетает на Землю и заводит дружбу с одним мальчиком.

Дакота подробнее пересказала события фильма, все это время баюкая пленку в руках, словно братишку, которого у Кита никогда не было. А на ее лицо было трудно смотреть, так ярко оно светилось.

– Как там звали мальчика? – проговорила она, глядя на пленку. – Эван, вроде бы. Нет, Эллиотт.

Кроме главной будки киномеханика наверху имелась еще одна будка, в которой спал Монти, а между ними – небольшой салон, где устроилась Лэйки. Внизу была еще комната, позади торговых лотков, и надпись на ее двери гласила «Управляющий». Там спала его Дакота. Еще глубже она устроила кухоньку с дровяной печкой и кладовой. Второй кинозал превратили в склад для заготовок Дакоты и медицинских припасов, а еще для всякого хлама, который приносили из вылазок.