Лебедев был с ней совершенно не согласен. Уж хорошо-то точно не было. Но спорить не стал — пусть считает, что все и вправду наладилось.

— Нам уехать придется. Я сейчас с ребятами переговорю, а ты быстро вещи покидай в чемодан и будь готова сняться с места. Окей?

Он отстранил ее на вытянутых руках и всмотрелся в испуганное лицо. Следов истерики нет и в помине, только в глазах с огромными потемневшими зрачками плещется страх.

— Окей, я даже расположиться толком не успела.

Воронцова закусила губу, отвела взгляд, и Дэн испытал желание стереть с лица Земли тех, кто заставил его женщину испытывать такие чувства. Впрочем, вполне возможно, у него будет такая возможность, если эта гнида оставила зацепку.

— Вот и хорошо.

Он наклонился к ней и впился в губы поцелуем, черпая в нем то единственное, что ему было нужно в этот момент — понимание, что Юля реальна и никуда не исчезнет.

— Через полчаса увидимся, — шепнул он, с трудом разрывая поцелуй, и вышел из номера, чтобы лишить себя иллюзии, что у него есть повод остаться.

Юля вошла в прихожую, уселась на обувную полку и закрыла лицо руками. Как выдержала и дождалась окончания их внезапно окончившегося путешествия, она не понимала. Но осознавала, что каждое мгновение находится на грани. И опасно близка к тому, чтобы во всем сознаться Лебедеву. А потом… потом только в петлю — ничего кроме.

Сразу после аэропорта поехала к бабушке, интуитивно стремясь в то единственное место, где ей было если не хорошо, то спокойно. Хотя, стоило только войти в квартиру, сразу отовсюду навалилось понимание — неотступные мысли в покое ее не оставят.

Когда прогремел тот злополучный взрыв, Юля поняла, насколько далеко все зашло. А чего, собственно, она хотела? На что рассчитывала? Что те, кто пытается достать Дэна, узнали, в каком номере он остановился, чтобы прийти и рассказать ему сказку на ночь?

Впрочем, она действительно даже не помышляла, что последствия ее «сотрудничества» с этими людьми могут быть настолько фатальными. Но теперь никаких сомнений не осталось — они будут и дальше пытаться убрать Лебедева, а ей предстоит в самом ближайшем будущем решить, что же делать со всем этим впредь.

Когда возвращались обратно домой, прислушивалась к разговорам кругом, и из них поняла, что ни Лебедев, ни его люди не воспринимают ее как угрозу. Не видят в ней того человека, которым она является на самом деле — предателя. Только это совсем не радовало. Ей просто необходимо было как можно скорее решить, как выбираться из того самого болота, в которое она угодила по собственной неудачливости. Ведь уже стало кристально ясным то, что без потерь сделать это не получится.

— Так… случилось что?

Появившаяся рядом словно бы из ниоткуда бабушка всплеснула руками, когда обнаружила Юлю в прихожей. Интересно, действительно не слышала, как она зашла в квартиру или сделала вид?

— У карт спроси, — огрызнулась Юля, снимая обувь. — Они тебе расскажут все в подробностях.

— Зря ты так. Я же добра тебе желаю.

— Желала бы — предупредила о том, что меня ждет. Я едва не погибла. И Лебедев — тоже.

Всего на мгновение на лице Анны Петровны мелькнул отголосок ужаса. Будто бы Юля напомнила ей о том, что она пережила совсем недавно, и что до сих пор имело на нее воздействие. Но он так же быстро исчез, как и появился.

— Пойдем, — проговорила она беспрекословным тоном, и Юля нехотя поднялась и поплелась следом за бабушкой на кухню.

— Неужели ты не видела, что мне грозит смерть? — ядовито поинтересовалась она у Анны Петровны, когда та снова раскидывала свои карты. Нет, ей действительно был очень интересен ответ на этот вопрос. Даже если опустить все ее волнения, связанные с Лебедевым и скорой необходимостью признаться ему во всем, одним из немаловажных аспектов являлось то, что бабушка, с большой долей вероятности, увидела, что ее внучке грозит опасность. И почему-то промолчала.

Анна Петровна, недовольно поджав губы, продолжила раскладывать карты, и это вызвало у Юли новую волну негодования. Ну нельзя же быть настолько непробиваемой, когда речь идет о жизни близкого человека!

— Не видела, — наконец выдохнула она и подняла на Юлю глаза. Вроде бы не лгала, но почему-то от тона, которым были произнесены эти два слова, стало неуютно. — Но если меня все же слушать станешь, правильную дорогу выберешь.

Она помедлила, и прежде, чем продолжать, опустила глаза на карты. Юля же вцепилась взглядом в лицо Анны Петровны, пытаясь прочесть по нему хоть что-то, но мало в этом преуспела.

— Правильно ты все сделала, что от тебя требовалось перед дорогой этой.

Бабушка проговорила эти несколько слов, и Юлю словно ушатом ледяной воды окатило. Неужели, она все знала? Знала и молчала?

— Вот как! Значит, правильно? То есть, ты считаешь это правильным? — не удержалась она от вопроса, который был наполнен сарказмом.

— Что — это? Я в общем говорю, так карты мне ведают. Или тебе есть, что мне рассказать?

Теперь уже бабушка впилась взглядом в лицо Юли, которой пришлось отвести глаза. Или Анна Петровна притворялась, или взаправду не знала ничего о тех людях и шантаже — было неважно. Юле так или иначе нужно было помалкивать.

— Нечего рассказывать, — солгала она и откинулась на спинку стула. — Что там еще карты твои показывают?

— Не веришь ты в них, а зря, — покачала головой бабушка. — Нового ничего. Дорога. Да судьба.

— Угу, я в курсе. Лебедев моя судьба, а к нему приведет дорога, — отмахнулась Юля.

Это все порядком начало ей надоедать. Если такое будет происходить каждый раз, когда она станет навещать бабушку, подобные визиты придется дозировать.

— Зря ты, ох, зря, говорю же. — Глаза Анны Петровны блеснули из-под сведенных к переносице бровей. — Но если меня слушать будешь — легче тебе станет.

— Да что слушать-то? Ты же прямо ничего не говоришь, одни дороги и судьбы.

Бабушка тоже откинулась на спинку стула и сложила руки на груди. И вперилась в Юлю взглядом, от которого той даже нехорошо сделалось.

— Значит, мне прямо тебе сказать все нужно?