Женщина, в чьих бедах он был виноват.

Женщина, чье прощение для него было ключиком к чуду. Ник верил в это, словно в какую-то новую религию, адептом которой он стал. Так странно… Они поднялись по неудобной лестнице, не размыкая рук, миновали дорожку. И только возле дома он был вынужден отпустить ее прохладную чуть влажную ладонь.

Тяжелая входная дверь бесшумно захлопнулась, и почему-то стало казаться, что где-то там, за нею… остались все их проблемы. И даже смерть не сумела пробраться в дом.

Ник медленно сгрузил на пол сумки и с сомнением окинул взглядом улов.

- Я отнесу это в кухню, - нашлась Лада. Наступила носком на пятку, стаскивая с ног короткие резиновые сапоги, после чего ловко подхватила сетку и пошлепала босыми ногами по скрипучему деревянному полу. Недолго думая, Ник последовал за ней.

Подрагивающими руками Лада выгрузила рыбу из сетки. Включила воду и замерла, спиной почувствовав тепло его тела. Рябью по коже прошла дрожь, будто кто-то ударил по натянутым до звона нервам. Ник осторожно отвел короткие пряди, падающие ей на щеки, провел обжигающе-горячими пальцами по скуле, шее… к месту, где пойманной птицей бился пульс.

Лада подняла глаза к потолку. Под абажуром лампы бился глупый мотылек, спутавший обычную лампочку с огромным-огромным солнцем. Но он-то солнца не знал… Ему было простительно, а вот ей… Той, чье солнце потухло… Ей ли надеяться на рождение сверхновой?

И только когда шершавые ладони Ника скользнули чуть ниже, а на затылок легли его губы, Лада поняла, как долго ждала его ласки. Ждала и боялась позволить, потому что, если это случится – жизнь уже никогда не станет прежней. Она безвозвратно разделится на «до» и «после». И, возможно, в прошлом останется все самое лучшее… А впереди – лишь эта странная ночь. Балансируя у черты, пустотой обернутой в оболочку, Лада чуть качнулась назад. Совпала с ним, повторила изгибы тела, замирая в безвременье... Позволяя себе сущую малость – на время прикоснуться к кому-то и просто не быть одной.

Мотылек отчаянно хлопал крыльями, стряхивая с них бархатную пыльцу. Ник осторожно развернул Ладу, пришпилил кобальтом взгляда, и вот так… глядя прямо в глаза, коснулся горячими губами ее холодной руки.

Громкой трелью ожил телефон. Лада вздрогнула и резко отступила.

- Не надо… - попросил Ник.

- Я не могу… прости, – прошептала Лада, хватаясь за трубку.

Глава 8

Ему нужно было остыть. Просто остыть, проветриться… Ник не понимал, что происходит. Почему его так отчаянно влечет к Ладе? Однако у него не было сомнений, что их связь лишь только все усложнит. Без вариантов.

Ник снова натянул ботинки и вышел прочь из гостиницы. Иначе… не смог бы сдержаться. Снова пошел бы к ней. Будучи абсолютно уверенным, что второй раз Лада ему не откажет. Не сможет. Не захочет… Он пальцами осязал ее дрожь. Чувствовал, как приподнимаются тонкие волоски на затылке, как вся она трепещет, подхваченная одним с ним желанием. Убивая его своей отзывчивостью.

Лицо Ника пылало. Он подошел к обрыву утеса и подставил ветру лицо. Он был один очень долго… Даже дольше, чем был без сына. Пресытившийся… Очерствевший. Сосредоточенный на миллионе задач. Как будто разбавленный… Ему было совсем не до секса. И уж, конечно, не до любви. И вот сейчас то, чему он так долго не давал выхода, вырвалось из-под контроля и жидким огнем побежало по венам.

Он хотел ее. Дико хотел… Женщину, в чьих бедах он был виноват.

Ник опустил взгляд вниз. Туда, где в морской пучине в предсмертной агонии бились волны. Рев воды сливался с песнями ветра, и этот звук заполнял все кругом. Вытеснял из головы гудящие мысли… Оставалась лишь эта стихия – внутри и снаружи. Морской шторм… Огненные вихри желания. Соль на губах. Соль в глазах. Соль на теле… Она была бы соленой на вкус? Когда в последний раз он наслаждался вкусом женщины? И наслаждался ли?

Руки сжались в кулаки. Тесные джинсы сжимали в тисках болезненно напряженную плоть. Не думать о ней. Успокоиться. В кармане куртки ожил телефон. Этот номер был знаком лишь нескольким людям. Ник пошатнулся, едва устоял… Он не хотел брать эту чертову трубку, но не имел права не взять.

- Ник, привет… У нас новости по твоей девочке…

Он едва сдержал вздох облегчения. Непозволительная слабость для человека его положения.

- Говори…

- По донорству – ситуация сложная. Но в том, что касается усыновления, думаю, дело сдвинется с мертвой точки на днях.

- Почему не сегодня?

- Потому что человек, от которого все зависит, находится на больничном.

- Мотивируйте его выздороветь побыстрее. Ничто так не портит здоровье, как усилия по его сохранению.

- Мы сделаем все возможное, – хохотнули на том конце разговора.

- Сделайте. Времени нет.

- Да, я разговаривал с врачами, - голос собеседника Ника помрачнел. - Мы подняли на ноги всех. Но они только подтверждают прогнозы местных специалистов. У девочки практически не осталось времени.

- Значит, найдите ей донора как можно скорее.

- Ник… Это сердце. Детское сердце, там целая куча нюансов…

- Сделайте все, что можно, и все, что нельзя. Этого ребенка еще можно спасти.

Ничто в равнодушном тоне Ника не выдавало его истинного состояния. Волнения, непонятного возбуждения, вызванного своим участием в довольно странной битве, в которую он ввязался. Битвой со смертью, у которой на победу всегда было больше шансов. Но в этот раз он постарается сделать все, чтобы вырвать жизнь из ее цепких рук. На стороне старухи с косой – болезнь и отсутствие времени. На его стороне – связи и деньги. В большинстве случаев – последнее ровным счетом ничего не решает. Но иногда – это решает все.

Ник уселся на траву, согнул ноги в коленях, заставляя себя успокоиться. Как бы ему ни хотелось обрадовать Ладу, он не собирался торопить события. Уж лучше она узнает обо всем, когда решение будет принято. Когда ей отдадут малышку. Он не желал для нее лишней боли, если что-то в последний момент сорвется. Уж лучше наверняка.

Когда Ник, наконец-то, вернулся, в кухне никого не было. На столе в большой прямоугольной тарелке лежала горка свежеобжаренного бычка. И четвертинка лимона. Ник уселся на стул и в одиночестве приступил к своему позднему ужину.

К завтраку Ник вышел уже в десятом часу. Сначала он долго не мог уснуть, потом так же долго не мог проснуться… Удивительно, но он проспал аж до половины девятого.

- Доброе утро, - Лада ненадолго отвлеклась от плиты, мазнув по Нику взглядом своих зеленых глаз. - На завтрак оладьи… Ты не против?

Ник покачал головой:

- Абсолютно. Доброе утро.

Подойдя к Ладе вплотную, он потянулся к шкафчику и, коснувшись грудью ее спины, достал с верхней полки чашку.

- Я плесну себе кофе? – поинтересовался он.