- Да, конечно, - откашлялась Лада и принялась переворачивать на сковороде не до конца подрумянившиеся кружочки.

- Ты куда-то собралась? – спросил Ник, окинув медленным взглядом наряд собеседницы. Ничего особенного. Синие джинсы и белое поло, но на ее фигуре даже такой непритязательный наряд выглядел просто отлично.

- Да. Еще не знаю, правда, куда. То ли в больницу… то ли в детдом. Мне вчера позвонили, - взгляд Лады опять ускользнул, из чего Ник сделал вывод о том, что это был тот самый звонок, который все напрочь испортил, - и сказали, что сегодня Лидочку выпишут.

- Ей лучше?

- Лучше ей уже не станет. Но и смысла ее держать в больнице, как мне объяснили, нет. В детском доме имеется медик. Лида будет получать все положенное лечение.

- Зачем же ее положили тогда?

Лада поставила перед Ником тарелку и снова вернулась к плите.

- Она отключилась во время прогулки. Директор вызвал скорую. Лиду забрали.

- Что значит «отключилась»?

- Ее сердце не выдерживает. Случаются кризы…

Выложив в тарелку последнюю партию оладий, Лада выключила огонь, поставила сковороду в глубокую мойку и, наконец, села напротив Ника.

- Я тебя отвезу, - заметил тот, размазывая по золотистому кружочку домашнюю густую сметану. Определенно, если так пойдет и дальше, он поправится на несколько килограммов.

- Не нужно. Правда, мне уже неудобно…

- От чего?

- Мне неловко тебя напрягать, - едва сдерживая непонятно откуда взявшееся раздражение, выпалила Лада.

- Ты меня не напрягаешь, поверь. Это отвлекает меня… от собственных мыслей.

На это ей нечего было ответить. Ладе самой иногда хотелось отвлечься. Вот и вчера… разве это была не очередная попытка забыться? Она себя уверяла в том, что так оно и было. Другая правда была слишком болезненной.

- Хорошо. Я… тогда я попробую дозвониться в больницу.

- Сначала поешь.

В глазах лады мелькнуло удивление. Какая ему была разница, поест она или останется голодной? Его внимание была таким… странным. Непривычным, после стольких лет одиночества. В душе женщины что-то дрогнуло, тронутое его заботой. Лишние чувства… Не нужные ей сейчас абсолютно!

- Я на диете, – заметила сухо, чтобы не показать, что чувствует на самом деле.

- Давно?

- С сегодняшнего дня.

- Зря. Мне нравятся твои формы.

И снова глаза в глаза… Когда-то давно она бы поверила. Когда-то давно эти бы слова прошли мимо нее незамеченными. Затерявшимися в сотне других комплиментов. Давно… Годы… а может быть, целую жизнь назад. Сейчас же она была… неидеальна. Жизнь, как разбалованный ребенок, разобрала ее на винтики, чтобы посмотреть, что внутри у игрушки, а после, потеряв всякий к ней интерес, кое-как собрала ее и отбросила в сторону.

Нервным жестом Лада спрятала ладони в рукавах. Шрамы тела можно скрыть под одеждой, но разве в ней спрячешь шрамы души?

- Я схожу за курткой, - пробормотала она, вставая из-за стола.

Оказавшись за дверями собственной спальни, Лада подошла к зеркалу. Окинула взглядом свою неидеальную фигуру. Поблагодарила бога за то, что лишние десять килограммов довольно равномерно распределились по ее некогда идеальному телу. Оно не обвисло, не собралось в складки. После удаления матки оно просто стало плотнее, кто-то бы даже сказал, что женственнее… Ну, разве это не насмешка судьбы, что, лишившись главного женского органа, она стала более женственной? Смешно ведь?

Продолжая смотреть на себя, Лада позвонила в больницу. Дозвониться ей удалось далеко не с первого раза, но этим её было не удивить. После довольно короткого разговора с постовой медсестрой, Лада выяснила, что Лидочку уже забрали. А значит, им можно было ехать прямо в детдом.

- Готов? – поинтересовалась Лада у Ника, который поджидал ее у машины.

- Куда ехать-то?

- Здесь одна дорога. А на развилке – налево. Заедем на местный рынок – гостинцев купим. Сладкое нельзя. Но фрукты с овощами принимают…

- У них так плохо с обеспечением?

- Да нет… Просто как-то не привыкла я ездить с пустыми руками.

Ника в детский дом не пустили. Только Ладе разрешили пройти, и то, ей пришлось повоевать с вечно недовольной и задерганной заведующей. Словно это не она приходила сюда по три раза в неделю весь предыдущий год. Словно это не к ней в гостиницу воспитатели приезжали с воспитанниками. Какая глупость…

Лидочке была отведена отдельная небольшая комнатка, хотя остальные дети жили в комнатах по пять человек. Почему-то только сейчас в голове Лады мелькнула страшная догадка – таким образом дирекция делала все возможное, чтобы её малышка не умерла на глазах у других воспитанников. Сердце полоснула ярость. У Лады не оставалось сил на то, чтобы быть разумной. Она не желала знать, правильным ли было такое решение с точки зрения педагогики… Плевать ей было на правила! Она только хотела, чтобы её чистая светлая девочка… умерла счастливой. Если ей не оставили шансов жить…

- Ладушка…

- Привет, ягодка. Как ты? Мне сказали, ты пережила целой приключение!

- Всего-то поездку от больницы сюда, - сморщила курносый носик кроха. – Разве это приключение?

- Нет? А что тогда?

Лада раздвинула дешевые синтетические занавески и распахнула окно. Она задыхалась в этой крохотной комнате. Она не могла дышать…

- Прогулка на лодке!

На бледном, будто уже неживом лице Лиды яркими голубыми озерами выделялись ее восторженные глаза. Лада сглотнула. Она давно обещала ей эту чертову прогулку! Но когда детвору привозили в последний раз, прокатить их на лодке не разрешили, опасаясь… да непонятно, чего опасаясь. Спасательных жилетов хватило бы на всех. Да и море было спокойное.

- Ты ведь меня покатаешь?

- Конечно, - прошептала Лада. Она не могла ей врать, но и не могла сказать правду. Как объяснить ребенку, что его к ней просто не отпускают?

- А когда?

Лада вернулась к кровати. Помогла усесться поудобнее и, поцеловав алышку в лобик, попыталась сменить тему:

- Скоро. А сейчас… может быть, я тебе почитаю?

Лида ничего не отвечала и просто смотрела на нее.

- Ничего не выйдет, да? Ты передумала? Из-за моего сердечка?

- Нет-нет! Ну, что ты выдумываешь? Просто… мне отказали в опеке, и пока не разрешают забирать тебя к себе.

- И я никогда-никогда не буду плыть по морю? Никогда-никогда…

Лида выглядела такой потрясенной, словно в жизни малышки не было беды страшнее. Понимая, что ее дни на исходе, она жалела, что не успеет осуществить свою единственную мечту. Невыносимое… невыносимое зрелище – меркнущий в ее глазах свет.