– Рада, что в остальном всё нормально. Насчёт Эдуарды: завтра зайдёт медсестра взять у неё кровь. Сделаем несколько анализов, подберём препараты, – она хватает Птичника за руку, уводит его от меня.

Успеваю заметить только вопросительный взгляд. Может, он про меня забудет. Нельзя было ему ничего говорить. А Хриза продолжает разливаться:

– …возможно, они передумают. К тому же, нам обещали дать стажёра. Давно пора, мы с тобой хотя бы сможем выспаться.

– Забыл уже, когда это было, – фыркает Птичник. – До того, как я начал работать, точно.

– До того, как я поступила в мед, – Хриза смеётся и роняет блокнот. Разлетаются листочки, оборванные, исписанные мелким почерком, в пятнах чая, кофе или энергетиков помощнее.

После завтрака я снова останавливаюсь у палаты Эды. Изнутри ни звука, и аккуратно постучавшись в закрытую дверь, я не получаю ответа. Может, если прижаться ухом к двери, смогу что-то услышать.

За этим занятием меня и застаёт Птичник. Халат распахнут, в руке шприц: игла закрыта пластиком, но уже хищно нацелена вверх.

– Она на снотворном. Можешь не пытаться.

– А это кому? – киваю на шприц.

– Принцу.

– А-а… – тяну я. – Хриза опять что-то придумала, что ли?

– Ага, – он отворачивается, направляясь к палате Принца.

Иду за ним, смотрю, как он делает укол в бледное предплечье, задрав рукав тонкой больничной рубашки. Сейчас Принц мирно спит, но он не всегда такой. Бывает, я просыпаюсь от его криков и плача, и на следующий день дверь палаты всегда закрыта. Никому из нас никогда не удавалось поговорить с Принцем. Мы даже не знаем, какого цвета у него глаза.

Быть может, это из-за всех капельниц и инъекций? Они могут быть чем-то вроде заколдованного веретена Спящей Красавицы – не давать Принцу проснуться. Хризе, должно быть, удобно держать его спящим. Кормить нормально не надо, следить не надо, меняй капельницы и ни о чём не думай. И лекарства, которые она даёт мне – зачем они? Временами мне бывает от них хуже, но лучше: никогда. Так что Эда, думаю я, поступила правильно.

Ей не нужны эти таблетки. И мне. И никому из нас.

Прислонившись к дверному косяку, гляяд, как Птичник протыкает иголкой нежную кожу Принца, я развиваю мысль, нахожу верное решение. Я тоже перестану принимать таблетки, и посмотрим, что со мной будет.

Даже если они без них мне правда станет плохо – мне всё равно нечего терять.

Это может стать ещё одной попыткой вырваться отсюда.

– Плохая идея, – сразу говорит Ольга.

Обиженно смотрю на неё. Я умылась, пригладила волосы и зашла к ней в палату, чтобы поделиться планом, а она заявляет такое.

Вслух я говорю:

– Почему это?

– Потому что нам нужны эти таблетки. Без них станет хуже. Мы в психбольнице, если ты забыла. И мы не просто так сюда попали, нас всех нужно лечить, – она говорит так убеждённо, что даже стыдно спорить.

– Но если попробовать…

– Я против, – отрезает она. Сестра показывает мне язык. – Я не буду тебя отговаривать, потому что это твоё решение. Но я в этом не участвую.

Молчу, разглядывая ровно разглаженное покрывало. Пока я шла к Ольге представляла это себе совсем не так. Я думала, что она согласится, а потом Ник и Кит тоже, и Хриза с её блокнотом станет нам не нужна. Вместо этого Ольга отказывает, и я уже не уверена, что хочу уговаривать других.

– Можно подумать, за тобой кто-то пойдёт, – смеётся сестра.

Ольга, на контрасте, очень серьёзна.

– Ты ещё кому-то рассказывала?

– Пока нет. Я сама недавно решила, – поднимаю голову. Ольга всё ещё хмурится, но есть в её глазах что-то, что я не могу прочитать. Страх? Нет, не совсем. Скорее волнение.

– Слушай, Психея. Я не скажу Птичнику или Хризе, если ты об этом, – я облегчённо вздыхаю, – но только пока тебе не станет очевидно плохо.

Молча смотрю на неё.

Она сама понимает, что это – предательство?

– Только не расстраивайся, – тут же оправдывается Ольга. – Я пытаюсь тебе помочь.

– Хриза, наверное, думает так же, – вырывается у меня.

Но Ольга не обижается. Даже наоборот.

– Наверное. Но почему ты уверена, что она не права?

Уже который раз за день я не знаю, что сказать.

Единственный вариант – бегство. Я скрываюсь в общей комнате, нахожу на полке с книгами томик Стругацких и утыкаюсь в него. Даже пока я делаю вид, что читаю, никто, уважая моё личное пространство, меня не тронет.

Нет, Ольга. Хриза не может быть права, она не может решать за меня, и тем более не может травить меня лекарствами.

Хотела бы я высказать ей это всё.

Это оказывается проще, чем я думала.

Когда Птичник раздаёт таблетки после обеда, я не проглатываю свою порцию. Прячу капсулы за щекой, мелкими аккуратными глотками допиваю чай. Ольга косится на меня, и кажется, что Птичник тоже, что сейчас он остановит меня, заставит открыть рот, а потом принесёт шприцы и смирительную рубашку. Только кажется. Я спокойно ухожу в палату и выплёвываю в ладонь капсулы.

Теперь надо решить, куда их спрятать.

Засунуть под матрас – плохой вариант. Бельё регулярно меняют, к тому же, это просто противно. В окно тоже не хочу, мне кажется, что вылетающие из окна таблетки могут заметить. Через пару минут в голову приходит простое и изящное решение. Зажав таблетки в кулаке, я выхожу из палаты и смываю их в унитаз.

Глупо ожидать какого-либо эффекта после всего одной отменённой дозы, но кажется, мне уже лучше.

Когда я отворачиваюсь от унитаза, замечаю сестру, через которую просвечивает раковина.

– Ты об этом пожалеешь, – говорит она.

– Иди к чёрту, – отвечаю я и хлопаю дверью.

Этого мало. Она просачивается через створку, тащится за мной, нависает над плечом. Я пытаюсь оторваться. Резко разворачиваюсь, заглядываю к Принцу, стою у двери Эды, дохожу до конца коридора. Она безмолвно повторяет каждое моё движение. Когда я оборачиваюсь, чтобы узнать причины молчания, вижу злобно поджатые губы и сощуренные глаза. Оглядываюсь – Птичника рядом нет.

– Ну что?!

– Ты снова страдаешь идиотизмом. Тебе нужны эти таблетки.

– Да ладно? Ты у нас решила притвориться Хризой? – приоткрываю дверь в палату Ника. Никого.

Скользнув внутрь, я подпираю створку стулом. Сестра снова проходит сквозь деревяшку и осуждающе смотрит на меня. Не думала, что я с поджатыми губами так мерзко выгляжу…

– Только не мешай, – говорю ей.

Она закатывает глаза, пока я поднимаю матрас.

У Ника беспорядок – он смог сотворить его