подхватывает! Кружит. И люди тоже обнимаются, покачиваются в такт. Как на наших религиозных собраниях.

– Как на концерте! – говорит Ларий. Я почти забыла, что он рядом.

Изображение становится не таким чётким. Кто-то встаёт на колени, кто-то пробует вырвать оружие из чужих рук. Это что? Почему?

– Не всё было так просто. Одни меня приняли, другие отвергли, – объясняет Ларий.

– Это были вы?

Тупой вопрос. Я сегодня само очарование, чего уж там. И сама деликатность.

– Да. Тридцать пять лет как с куста.

Мой папа тоже так говорит. Странное выражение.

– Когда я сюда попал, я был не сильно старше тебя. Но я был один, и мне никто ничего не объяснял.

– Поэтому вы мне тоже ничего не говорите?

– Нет. Я предлагаю тебе обо всём догадаться самой.

– Прямо сейчас? – я зеваю.

Получилось не очень вежливо, но это просто так совпало.

– Ну, что ты. У меня на это ушли годы. А тебе будет легче, ты владеешь информацией.

Знать бы ещё, какой мне от неё толк.

– А я точно не могу назад?

– Не знаю, но ты сама можешь попробовать вернуться! Если захочешь.

Я вздыхаю.

– Я не то, что хочу или не хочу! Мне надо знать, что это возможно. Что я могу в принципе вернуться!

– Мы об этом обязательно поговорим. Выберем с тобой время, придём сюда, взвесим все аргументы. Не торопясь. А сейчас нам пора возвращаться домой. Смотри, уже темнеет.

Мне кажется, что я в этой квартире провела как минимум сутки. Наверное, это из-за того, что я спала. И сейчас тоже спать хочу.

На улице по лицу хлещет ледяной ветер, я сразу встряхиваюсь. Иду быстрым шагом, почти как вчера… мысли в голове звенят от холода. Только это совсем другие мысли.

По пути домой мы не разговариваем. Ларий поддерживаем меня под локоть, чтобы я опять не свалилась и ни во что не вляпалась, ловко распахивает дверь. Пропускает меня вперёд. Как даму. Или как Наследницу Ордена? Я не помню, он меня раньше так пропускал?

Я вваливаюсь в тёплый дом мамы Толли. Пахнет пирогом, тыквенной кашей и рыбным супом. В гостиной за треугольным столом сидит мама Толли. Рядом с ней шкатулка для рукоделия. Напротив в кресле Юра. Он читает книжку – тонкую, с яркой обложкой. Сказка про мальчика и котёнка. Юра читает вслух, не для себя.

Я не сразу понимаю, где Август. А вот он – на полу, на ковре, положил голову маме Толли на колени и слушает Юру. На стене белым светом мигает маленький экран. Как же уютно. Какое же хорошее воспоминание. Не очень дорогое, но тёплое. Во всех смыслах.

– Вот вы и пришли, – мама Толли поднимает голову от пялец. – Сейчас ужинать будем.

– А можно я ещё раз поужинаю? – Август подскакивает с ковра.

– Нужно, – вздыхает мама Толли. – А то тебя ветром сдует!

Юра бурчит что-то под нос, я разбираю: «там нас нормально кормили, сытно». Август опускает голову. И мама Толли сразу проводит своей широкой ладонью по его волосам.

– Там сытно, а у нас вкусно. Дым, будешь рыбный супчик?

– Рыбный? Всегда! – у меня сегодня мир сошёл с ума уже два раза, как минимум, но я всё ещё люблю рыбу. Хоть что-то как раньше!

К концу второй тарелки я превращаюсь в человека. И даже могу отвечать на вопросы.

– А где вы были? – спрашивает Август. И мама Толли сразу на него шикает.

Ларий смотрит на меня, мотает головой. И я быстро тяну к себе ещё один ломоть домашнего хлеба. Рот занят, никаких претензий. За меня отвечает отец Ларий:

– Дай ей поесть, она устала и замёрзла. Мы ходили по делам Ордена!

– Дым, ещё подлить? – спрашивает мама Толли.

Я мотаю головой. Мне больше не хочется есть. Это опять стало трудно – рот раскрыть, положить в него еду, двигать челюстью. Всё отнимает силы, как там… как у меня дома.

Мне даже смотреть на еду сложно. И на Юру тоже сложно, сразу столько мыслей. Вместо этого я смотрю, как Август ляпает на кусок пирога абрикосовое варенье. Ложка большая, неудобная. У Августа в варенье щёки и пальцы. Он облизывается, и я автоматически выдыхаю:

– Фу-у-у!

Как Мелочи! Ещё бы поводок дёрнула! Август вздрагивает. Сжимается. Так же, как Юра сжимался от чужого крика. Надо извиниться. Но у меня сил нет. Смотрю, как у него слёзы висят на нижних ресницах, и мне самой плакать хочется. С трудом говорю:

– Да что ты… Ну это же ерунда!

А он шарахается из-за стола и хватается за маму Толли. Теперь у неё рукав платья тоже в варенье. Август бежит наверх, мама Толли за ним.

Ну вот что я такого сказала?

Мы остаёмся втроём: я, Юра, Ларий. Я смотрю в просвет между ними. Там окно, белая кружевная занавеска. Всё такое уютное, почти как у меня дома.

– Ну, что скажешь, Дым? – Ларий стучит костяшками пальцев по краю столешницы. – Есть вопросы за сегодня?

Если бы Юры здесь не было, я бы спросила совсем о другом! Но я не знаю, про разумность экранов – это тайна или нет? Поэтому я спрашиваю о том, что важно Юре:

– Почему именно я – наследница Ордена?

– Ты смогла остаться. Для этого нужно мужество. Оно вознаграждается.

Юра мотает головой.

– У неё была такая возможность. Это нечестно. У меня её нет.

– Такие возможности есть только у тех, кто приходит оттуда. Но большинство из них уходит обратно. А она решила помочь людям, зная, какими будут последствия для неё лично.

– Это безумие, – ворчит мама Толли, спускаясь по лестнице.

Мне кажется, или она теперь всё время мной недовольна?

– Тогда это подвиг, – говорит Юра.

Ни грамма иронии.

– А тогда наследие ордена – такая награда за подвиг, – продолжает Ларий с Юриной интонацией. – Наследие ордена должно быть передано тому, кто его заслужил сильнее всего. Ты сам это знаешь.

Юра молчит. Он наверняка это знает. Но мне на его месте – вот если бы мне надо было сыграть Юру, как в театралке… Мне кажется, я бы чувствовала обиду. Потому что вот так впахиваешь, служишь делу ордена, помогаешь, а потом раз! Появляется какая-то там Вика из другого мира и привет, она уже наследница. Я бы себя тогда ненавидела. Ужас!

Я смотрю на то, как Юра на меня смотрит. Мне хочется, чтобы он смотрел как раньше, как в первый день. Заботливо и… Мне тогда казалось, что нежно. Ну, на самом деле он видел