За столиками призывно замахали и загалдели. Девушки, кокетливо изгибаясь, сошли с эстрады.

— Пойдемте, — сказала внезапно возникшая золотистая Люба.

Прошли по коридору. Люба стукнула в белую дверь.

— Марина Петровна, к вам. Те самые.

Слепаков и его спутница вошли. Брюнетка сидела в глубоком кресле возле большого стола, заваленного мишурой и глянцевыми журналами с фотографиями бело-розовых и белокурых девиц «ню». Высоко закинув одну на другую длинные ноги, Илляшевская говорила по мобильному телефону.

— Вы не пожалеете, — смягчая густой голос, мурлыкала она. — Наши клиентки в восторге. Да просто слюни пускают от удовольствия… Вообще возможны самые разнообразные варианты, если вас интересует личное общение. Приезжайте, ждем в любое время. Чем могу помочь? — это уже предназначалось двум вошедшим.

— Мне нужно срочно поговорить со своей женой Зинаидой Слепаковой. Она у вас играет на…

— Знаю, — к водительнице «Жигулей»: — А вы?

— Я просто за рулем.

— Я хотел бы забрать из этого… из этой… свою жену, — прибавил Слепаков, чувствуя, как недобрая энергия снова пробуждается в нем, превращаясь в некое агрессивное намерение.

— Мужчина, если вы желаете пообщаться с Зинаидой, пожалуйста. Антракт продлится полчаса. Правда, иногда он затягивается по специфическим причинам. — Высокая брюнетка в камзоле и сапогах усмехнулась. — Но отпустить музыканта, озвучивающего действие, не представляется возможным. Она освободится к утру. Если только не заинтересует какую-нибудь из наших гостий. Зина, конечно, уже не молода, но изредка имеет спрос.

— Что?! — взбеленился Слепаков, сжимая кулаки. — Она здесь играет или…

— Насильно Зину сюда никто не приводил. Она подписала договор. Ей платят хорошие деньги. Пройдите, мужчина, в конец коридора. Там вы ее найдете. А вам предлагаю покинуть помещение, сесть в машину и подождать господина Слепакова. Адье!

В конце коридора Слепаков приоткрыл низенькую дверцу. Увидел комнатку, больше напоминавшую чулан. Тонкая негритянка и рыженькая барабанщица, накинув махровые халаты, курили и прихлебывали из широких бокалов желтое пойло. Пахло спиртным. Зинаида Гавриловна сидела перед зеркалом на высоком крутящемся круглом стуле и, что-то жуя и одновременно промокая лицо косметической салфеткой, говорила:

— Устала жутко, прямо валюсь с ног. Кто-то держится на барбитурате. Вы, девки, хлещете виски. А что мне прикажете делать? Я не в том возрасте, чтобы… — Ее побледневшее сквозь грим лицо, буквально вылезшие из орбит глаза и раскрытый рот с недоеденным куском выразили ужас.

Обе ее коллеги выронили сигареты и поставили бокалы на туалетный столик.

— Что такое, Зина? — обеспокоенно спросила негритянка на чистейшем русском языке.

— Там стоит… — помертвев, произнесла Зинаида Гавриловна. — Он там вот…

— Кто там? — повернувшись к двери, сердито буркнула рыженькая.

Зинаида Гавриловна схватилась за сердце. Слепаков вошел, сел, ничего не говоря, на какой-то табурет, положил ногу на ногу и уставился на жену.

— Бандит? — пятясь, осведомилась негритянка. — Стрелять будете? Или грабить?

— Не буду стрелять. А грабить нужно внизу, где собрались эти… Ну что, Зина, допрыгалась?

Коричневое лицо негритянки обмякло. Облизнувшись, она отхлебнула из своего бокала.

— Разборка… — хмыкнула она добродушно. — Бывает… Хотите шотландское виски, дедушка?

— Сева! Сева, как ты оказался здесь? Как ты узнал?! — трясясь, вскрикивала Зинаида Гавриловна; слезы обильно полились из ее серых красивых глаз, и грим был испорчен.

— Разговаривать будем, жена! — рявкнул Слепаков и вспомнил про стамеску во внутреннем кармане плаща. «Неужто мне суждено убить Зину?» — обреченно подумал он.

— Да чего вы приперлись тут права качать! — ерепенисто возмутилась барабанщица. — Сейчас охрану вызову, мать твою…

— Выметайтесь, девицы, пока мы проясним свои дела, — жестко распорядился Слепаков. — Быстро! Ваша эта… директриса… бандерша… Как ее?

— Госпожа Илляшевская, — испугавшись, прошептала рыженькая.

— Она знает, я был у нее.

Музыкантши молниеносно пропали, захватив виски и сигареты. Зинаида Гавриловна плакала, постанывая, глаза у нее распухли, губы размазались. Выглядела она жалко.

— Не хнычь, — сказал Слепаков, едва сдерживая бешенство и тайное торжество. — Времени у нас немного. Утри личико, а то на тебя ни одна извращенка не позарится. Между прочим, твоего любовника Хлупина я уже убил. Три часа назад, знай.

— Что ты говоришь, Сева! — взвизгнула жена. — Тебя арестуют! Зачем ты это сделал, бедный мой Сева?

— Как ты елозила с ним на постели, я видел собственными глазами в бинокль. Из квартиры напротив. Мне этот сеанс консьержка Тоня устроила.

— Это она! Это она все организовала, — горячечно забормотала Зинаида Гавриловна, ломая руки. — Она аферистка! Она ведьма! — Слепакова вскочила, рванула свои взбитые кудри с фальшивыми бриллиантами и как заклинание запела: — Антонина Кулькова, дежурная по подъезду, не пенсионерка. Прикидывается, обманывает, колдует. Ведьма, ведьма…

— А Хлупин? — злобно поинтересовался у жены Слепаков. — Он кто? Демон, дух изгнанья? Так вот, повторяю, я его сегодня убил с помощью электрического разряда через батарею.

— Ужас, — почему-то успокаиваясь, проговорила Зинаида Гавриловна. — Так ему и надо. Но тебя же посадят, Сева!

— А кто узнает? Кто докажет, что это сделал я, твой муж, Слепаков Всеволод Васильевич? Устройство с трансформатором… Автоматическое переключение… Уничтожено, утоплено в реке… Поняла, дура? И инструктор с мочальными усами пропал… Вместе водку пили… А теперь говори, как ты с Хлупиным снюхалась?

Слепаков медленно взял жену за горло и тряхнул. Зинаида Гавриловна задохнулась, закашлялась, отталкивая мужа дрожащими руками.

— Прости, прости меня… Прости, Сева, не убивай…

— Говори все, с самого начала.

— Началось с собаки. Когда сдох хлупинский бассет, Тоня… то есть Кулькова… сказала Хлупину, будто ты отравил. Хлупин нанял какого-то вора, молдаванина, чтобы он проследил за тобой и отнял у тебя пенсию. Это я потом узнала. Она Хлупина уговорила, она всех умеет уговаривать. Когда эта гнусная старуха на меня смотрит и говорит, говорит… Гундит, шепелявит… Смотрит пронзительно своими желтыми гляделками… Не могу… Понимаешь, не могу сопротивляться… Постепенно она меня убеждает. Я становлюсь как в тумане…

— А с Хлупиным? — опять спросил Слепаков, начиная страдать от ревности к уничтоженному прапорщику.

— Старуха уговорила меня подняться к нему. Объяснить, что ты и не собирался травить его собаку. Сначала мне было как-то не по себе. Но потом Кулькова настояла, и я согласилась.