Добравшись до cлужебного модуля, я сразу замечаю, что в нем намного светлее, чем в прошлое мое пребывание. Очевидно, русские перешли на более эффективные лампочки. И не такой беспорядок, как тогда. Видимо, Антон старался продемонстрировать Геннадию свои организационные навыки. Геннадий помешан на чистоте и аккуратности русского сегмента МКС.

Во время телеконференции наши семьи могут видеть и слышать нас, а мы их только слышать. Раздается громкое эхо. Связь организована не лучшим образом. Шарлотт делится впечатлениями от запуска, я коротко разговариваю с Самантой, с Амико. Здорово слышать их голоса, но я понимаю, что мои русские коллеги ждут своей очереди, чтобы пообщаться с близкими.

По окончании звонка я отправляюсь вместе с Терри и Самантой Кристофоретти в американский сегмент, где проведу бо́льшую часть предстоящего года. Хотя МКС представляет собой единую конструкцию, русские живут и работают преимущественно на своей половине, а все остальные – в «американском сегменте». У нас гораздо темнее, чем я ожидал, – перегоревшие лампы никто не менял. Это не вина Терри и Саманты, а следствие консервативного подхода Центра управления полетами к нашему снабжению, который я наблюдал еще во время моей предыдущей экспедиции. Я решаю сделать одной из задач на грядущие месяцы совершенствование использования ресурсов, поскольку мне предстоит пробыть здесь очень долго и хорошее освещение жизненно важно.

Терри и Саманта показывают мне модуль, напоминая, как все здесь работает. Начинают они с оборудования, с которым особенно важно освоиться, – туалета, так называемого санитарно-гигиенического блока WHC (Waste and Hygiene Compartment). Мы проводим краткий инструктаж по технике безопасности, который повторим в развернутом виде через пару дней, когда я немного привыкну. Аварийная ситуация – пожар, утечка аммиака, разгерметизация – может возникнуть в любой момент, и я должен быть готов справиться с ней даже в первый день на МКС.

Мы возвращаемся в русский сегмент на традиционное торжество – праздничный ужин, устраиваемый каждую пятницу, а также по особым случаям, включая национальные праздники, дни рождения и прощание с отбывающими на «Союзе». Чествование вновь прибывших – один из таких поводов, и Терри разогревает мое любимое блюдо, говядину барбекю, которую я приклеиваю к кукурузной лепешке благодаря поверхностному натяжению соуса (мы едим тортильи, поскольку они долго хранятся и не крошатся). Есть и традиционные для совместных пятничных застолий блюда: измельченное крабовое мясо и черная икра. У всех приподнятое настроение. Для нас троих, только что прилетевших, это был долгий трудный день, фактически два дня. Скоро мы желаем друг другу спокойной ночи, и я вместе с Терри и Самантой отправляюсь обратно в американский сегмент.

Я нахожу свою каюту (CQ – crew quarters) – единственную часть космической станции, которая будет принадлежать только мне. Она размером с телефонную будку былых времен. В модуле «Ноуд-2» расположены четыре каюты: на потолке, на полу, по левому борту и по правому борту. Мне достается левый борт, во время прошлой экспедиции моим был потолок. В каюте чисто и пусто, но в течение предстоящего года здесь будет царить обычный для любого дома беспорядок. Я забираюсь в спальный мешок и застегиваю молнию, с удовольствием отмечая, что он совершенно новый. Подкладку я пару раз поменяю, но сам спальник прослужит без замены и чистки целый год. Я выключаю свет и закрываю глаза. Спать в невесомости нелегко, особенно после перерыва. Хотя глаза закрыты, поле зрения временами озаряется вспышками: космическое излучение, сталкиваясь с сетчаткой глаз, создает иллюзию света. Этот феномен впервые заметили астронавты эпохи «Аполлонов», но его причина до сих пор не вполне ясна. Я привыкну и к этому, но пока вспышки становятся неприятным напоминанием о радиации, воздействующей на мозг. Некоторое время я безуспешно пытаюсь заснуть и наконец откусываю кусочек таблетки снотворного. Соскальзывая в беспокойную дрему, я успеваю понять, что это первый из 340 раз, когда мне придется засыпать здесь.

Остаток осени 1982 г. я ходил по кампусу Мэрилендского университета в округе Балтимор с новым взглядом на жизнь. Прежде я недоумевал, что заставляет студентов рано утром выбираться из постели и идти на занятия. Многие из них уходили с вечеринок, когда музыка еще играла и не все банки пива были откупорены. Теперь я знал – у каждого такого человека есть своя цель. Наконец, она появилась у меня, и это было здорово. Мне повезло наткнуться на книгу, ясно показавшую, к чему стремиться, и я намеревался добиться всего, о чем мечтаю. Я стану не только пилотом ВМС, но, возможно, и астронавтом. У меня никогда не было настолько смелых и заманчивых целей, и руки чесались взяться за дело. Одна проблема: чтобы стать летчиком ВМС, нужно выдержать высочайшую конкуренцию, а я был хроническим отстающим с ужасными оценками. Я собирался получить офицерское звание по итогам обучения в университете, но на эту возможность претендовало множество успешных молодых людей, с блеском окончивших школу и получивших направление в Военно-морскую академию США от своего конгрессмена или сенатора. Они набрали высшие баллы в тесте на проверку академических способностей (SAT), я же в старших классах спал с открытыми глазами на занятиях, и моего уровня базовых знаний не хватало даже на то, чтобы начать обучение по нужным мне направлениям: математический анализ, физика, инженерное дело. Более того, даже если я пойду на подготовительный курс, скорее всего, не смогу удержаться на нем. При всей силе мотивации мне не хватало навыков, необходимых, чтобы учиться.

Меня окружали студенты, способные слушать часовые лекции, задавать умные вопросы и писать конспекты. Они вовремя сдавали домашние задания, где все было решено правильно. Брали учебник или конспект лекций и «учились» – так это у них называлось. Затем успешно сдавали экзамены. Я представления не имел, как к этому подступиться. Ужасное чувство полного бессилия.

Мой брат учился на первом курсе в училище моряков гражданского флота в Академии торгового флота в Кингс-Пойнте, штат Нью-Йорк. Наш дедушка по материнской линии во Вторую мировую войну был офицером гражданского флота, а в дальнейшем капитаном брандера в Нью-Йоркском управлении пожарной охраны. Марк подумывал пойти по его стопам, но без фанатизма, просто его грела мысль, что диплом морской академии станет отличным стартом, какой бы путь он ни выбрал. С учетом моих новых целей это и для меня была хорошая отправная точка, поскольку Кингс-Пойнт открывал путь к комиссии по зачислению в ВМС. Даже если я не смогу поступить в военную академию, в Кингс-Пойнте я окажусь в среде военного типа с ее дисциплиной, как я сознавал, необходимой мне. Самое лучшее – там уже есть свой человек, который поможет мне освоиться после перевода. В рождественские каникулы я договорился о встрече с консультантом по переводу и зачислению.

В тот январский день я явился в кампус в самой официальной одежде из своего гардероба – брюках цвета хаки и рубашке поло – и был встречен самим деканом, облаченным в военную форму. Я никогда прежде не имел дела с офицером в форме (кроме, разумеется, полицейских). Он пригласил меня в просторный кабинет, в котором, казалось, все было из дерева: деревянная мебель, деревянные полки для книг, деревянные стулья, модели кораблей и прочие сувениры морской тематики на стенах. Потускневший медный агрегат, не то корабельный двигатель, не то телеграф, одиноко высился в дальнем углу. Декан посмотрел мне в глаза и спросил, почему я хочу сюда перейти.