Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не примут! — отрезал Ананасов. — Тебя,Сеня, за сумасшедшего никто не примет, тебе сходить не с чего!
Сеня Гудронов никак не отреагировал на последнюю фразу, икапитан продолжил:
— А чтобы они не слишком удивлялись, что ты трупамиинтересуешься, можешь сказать, что мы занимаемся случаями похищения покойниковна органы для пересадки.
— А что, правда были случаи? — уточнил доверчивыйГудронов.
В морге в этот день дежурил Николай Трофимов, отзывавшийсяна немудреную кличку Трофим. Когда-то, как говорится в другой жизни, Трофим былхудожником, и даже весьма преуспевал, но потом сильно запил, и творческая егокарьера катастрофически оборвалась. Правда, Трофим не слишком переживал.Теперешние его клиенты, рядовые покойники, были людьми очень тихими,покладистыми, никогда не скандалили, и выпивка Трофиму перепадала регулярно —то врач медицинского спирту нальет, то родственники очередного жмурика угостятчем-нибудь крепким…
Телефон на столе дежурного зазвонил.
Трофим поднял трубку и мрачным басом проговорил:
— Покойницкая.
Иногда к нему попадали по ошибке совершенно случайные людии, услышав такое неожиданное и неприятное слово, да еще произнесенное грубым голосомТрофима, пугались до невозможности, чем доставляли санитару маленькоеудовольствие.
Но на этот раз звонила не какая-нибудь кисейная барышня, атертый и закаленный мент Сеня Гудронов.
— Ясно, что не планетарий, — отозвался он, —это Гудронов беспокоит из убойного отдела. Ты, того, брат, проверь-ка, к вамвчера жмурик поступил с Московского вокзала, Свириденко фамилия, так того,глянь.., на месте ли он? То есть она, баба это!
— Нет, на танцы убежала! — грубо пошутил Трофим.
— Как — убежала? — всполошился бесхитростныйГудронов, и тут же сообразил:
— Шутишь, да? Тут не до шуток! Говорю тебе проверь, наместе ли трупешник! И быстренько, мне тебя ждать некогда!
Трофим недовольно закряхтел, положил телефонную трубку настолик и побрел в покойницкую.
— Больше им делать нечего, — ворчал он подороге, — только бы для меня заботу какую выдумать!
Мои клиенты — они спокойные, коли уж поступили к нам, такникуда не денутся…
Он вошел в холодное помещение, оглядел ряды одинаковыхметаллических дверок, смутно напоминающие вокзальную камеру хранения, нашелнужную табличку, отворил дверцу и выкатил выдвижной железный стол.
Покойница была на месте.
— Мои-то всегда в порядке, — ворчал Трофим,возвращаясь к телефону, — с ними никаких хлопот, вы за своими лучшеприглядывайте, за живыми!
От них все беспокойство!
— Ну что? — нетерпеливо осведомилсяГудронов, — на месте эта вчерашняя покойница?
— На месте, на месте! — отозвался Трофим, подругуздесь завела, чай с ней пьет!
— Как пьет? — всполошился Гудронов, и тут жесообразил, — шутишь, да? Ну, блин, дошутишься ты у меня, в натуре! Такточно, на месте она, ничего ты не перепутал?
— Ты за собой следи! — обиженно проговорилТрофим. — А у меня всегда полный порядок! У меня все в ажуре!
— А ты… — понизил голос Гудронов, — ты за своимижмуриками, того.., приглядываешь?
— Чего? — переспросил Трофим, — это в какомже таком смысле?
— Ну… — тянул Гудронов, который и сам понимал нелепостьсвоего вопроса, — ну, они у тебя… уйти никак не могут? Допустим, куда-тона пару часов уйти, а потом вернуться?
— Чего? — повторил санитар, серьезнообеспокоившись, не из дурдома ли ему звонят. — Как это — уйти?
— Да ты, это.., ты не удивляйся.., у нас баба эта, твояклиентка, по одному делу как подозреваемая проходит…
— Серьезное дело-то? — поинтересовался любопытныйсанитар — Или так, ерунда какая-нибудь?
— Я же тебе сказал — из убойного отдела звоню!
Мы ерундой не занимаемся! — обиделся Гудронов. —Мы только по убийствам работаем! Замочила тут твоя клиентка одного!
— Давно замочила-то? Потерпевший тоже небось у наслежит?
— Не успели еще привезти, только сегодня дело было.
— Сегодня? — Трофим удивленно присвистнул. Не,сегодня она никак не могла, на сегодня у нее алиби!
Сеня Гудронов не стал в подробностях пересказывать капитануАнанасову свой разговор с грубым санитаром, сказал просто, что труп КалерииИвановны Свириденко преспокойненько лежит в холодильнике. Секретарша женотариуса Штокенвассера упорно утверждала, что Калерия Ивановна Свириденко былатут совсем недавно, она якобы видела паспорт. На вопрос измученного капитана,по какому делу приходила к нотариусу подозреваемая Свириденко, секретаршаподжала губы и сказала, что про это знал только покойный Михаил Рудольфович.Она лично положила конверт с делом нотариусу на стол сегодня утром.
Стали искать конверт, его не было. Разозленный Ананасовуронил со стола кипу документов, а когда с трудом нагнулся, чтобы подобрать их,то ударился бедной больной головой о тумбу стола.
Все тело пронзила чудовищная боль, глаза на некоторое времязаволокло пеленой.
Очнувшись, капитан Ананасов осознал себя сидящим на полу, ипервой его мыслью было, что нужно немедленно завязывать с алкоголем. Секретаршасмотрела на него сверху очень неодобрительно, но сказать ничего не решилась.Ананасов покрутил головой. После удара, как ни странно, стало легче, и онотправился в родной отдел, предупредив секретаршу, что еще зайдет. Конверта сименем Калерии Ивановны Свириденко так и не нашли, он бесследно исчез изкабинета.
Не успел Трофим повесить трубку, как в дверь его служебногопомещения постучали.
Само по себе это было необычно: обычные посетителипокойницкой, грубые санитары труповозки, никогда не затруднялись стуком, онираспахивали дверь ногой, поскольку руки у них обыкновенно были занятыносилками, на которых прибывало в морг очередное пополнение. Работники моргатем более не стали бы стучать. Конечно, оставались родственники усопших, но ихстук Трофим за годы работы научился узнавать безошибочно, как опытный дирижерслышит фальшивую ноту, допущенную невыспавшимся кларнетистом.
Трофим подошел к двери и открыл ее.
На пороге покойницкой стояли двое: коренастый широкоплечиймужчина лет пятидесяти, с густыми черными бакенбардами и неприятным, пристальнымвзглядом глубоко посаженных черных глаз, и невысокого роста худой человек сбледным болезненным лицом и маленькими тусклыми глазами, от взгляда которыхТрофиму сразу стало как-то нехорошо.
— Страдаешь? — коротко спросил черноволосыйТрофима.