— Нет, — сказала Маруся к моему величайшему удивлению. — Мне многое интересно, сложно определиться. Пока я выбираю методом исключения.

— А поподробней?

— Ну, я точно решила, что не хочу заниматься финансами, рекламой и продажами. Я бы хотела приносить пользу обществу.

— А врачом не хочешь стать?

— Врачом, конечно, здорово и интересно, но от вида большого количества крови мне становится плохо. Так что увы, врачом мне не быть.

— Что ещё ты исключила?

— Сферу развлечений, красоты, моды. Чистая наука — тоже нет, — она помолчала. — Мне интересно придумать такие механизмы, которые сподвигнут богатых делиться деньгами с бедными.

Скорее всего, я стал первым, кому Маруся доверила свои соображения по поводу будущей профессии, и мне это польстило.

— Даже не просто делиться, — продолжила она, — а давать им работу, помогать найти своё место в обществе, чтобы им не приходилось думать лишь о пропитании. Тут нужен и творческий подход, и точный расчёт, и организаторские способности…

Сердце моё таяло, когда я слушал её, — какое счастье, что, по крайней мере, с выбором жены мне уже не придётся мучиться. С другой стороны, становилось страшно — Маруся точно далеко пойдёт, смогу ли я соответствовать? Я тоже обязан добиться успеха и общественного уважения. Может, я стану менеджером её проектов? Хотя… не стоит рисковать.

— Здорово, — похвалил я. — А как думаешь, я бы мог стать врачом?

Маруся задумчиво на меня посмотрела.

— Мне кажется, из тебя получился бы отличный спасатель. Только это очень опасно, — добавила она.

— Спасатель?! — Я даже споткнулся от удивления. — А врач, по-твоему, из меня не получится?

— Ну откуда мне знать? Просто врач — это такое призвание, прям с детства, когда зверушек всяких лечат, играют во врача… Но, может, у меня неверные представления…

— А будущие спасатели не спасают всех подряд с малых лет? — усмехнулся я.

— Так ты постоянно всех спасаешь!

Мне определённо начинало нравиться обсуждать свою будущую профессию. Я уже узнал, что ответственный, добиваюсь целей, обладаю актёрскими способностями и харизмой, которую всё забываю загуглить, да ещё и постоянно кого-то спасаю. Я, конечно, понимал, что мои спасательные операции из того же разряда, что победа над математикой, но всё равно было сверхприятно услышать это от Маруси.

— Да никого я не спасаю, — вздохнул я, — и не лечу. И с точными науками не дружу. Чем мне заняться — ума не приложу. Только русский легко даётся, и что мне с этой способностью делать? Не писателем же становиться.

— Кстати, — рассмеялась Маруся, — почему бы и нет? У тебя классные сочинения. Иногда, правда, перебарщиваешь с красивыми словцами, но чувствуется свой стиль.

— У тебя тоже есть свой стиль.

— Есть, но у меня нет смелости, свободы, а у тебя есть. Ты разве не пишешь?

— Что? — не понял я.

— Ну, рассказы, истории…

— Нет, — вынужден был разочаровать я.

— Странно. Я была уверена, что пишешь.

— А, — вспомнил я, — я записал свои воспоминания о начальной школе.

— Правда? Дашь почитать?

— Нет, — поспешил я. — Может, лет через двадцать.

— Двадцать? — переспросила Маруся.

— Ну, десять.

— Буду ждать, — пообещала Маруся.

— Спасибо, — поблагодарил я от души.

Мы распрощались, и я ещё по дороге домой нагуглил, какие экзамены нужны для поступления в литературный институт. Профессия уже, считай, выбрана.

Ясное дело, что зарабатывают писатели хорошо, а ещё у них свободный график и польза людям. И везде, куда меня позовут, я буду рекламировать Марусины проекты. Ну и, может, расскажу между делом, что болезни лучше не лечить, а предотвращать. Или даже напишу об этом роман, и превентивщики его раскупят. Жизнь налаживалась. Но на всякий случай я не стал делиться с мамой своими планами.

Анюта и буддизм

Летом 2021 года случилось два события — одно очень печальное, а другое очень радостное. В июне умерла бабаня, сердце её остановилось во сне. Мы были на даче, а она собиралась отправиться в санаторий, куда ей каждый год давали путёвку. Санаторий мне тогда представлялся чем-то средним между больницей и торговым центром, потому что бабушка всегда спрашивала, что мне оттуда привезти, и привозила, что бы я ни попросил, включая искусственную розу и конструктор «Лего». Потом мама объяснила мне, что раньше бабаня работала в министерстве иностранных дел и привозила родственникам кучу подарков из заграничных командировок. А, выйдя на пенсию, ездила уже только в санаторий, но по-прежнему не могла вернуться домой с пустыми руками. На сей раз я не придумал ничего лучше мячика, чтобы бабушке было не тяжело его тащить. И хотя в санаторий она так и не уехала, в её опустевшей комнате я обнаружил приготовленный для меня мяч.

Мне, конечно, было грустно разлучаться с бабаней. Я жалел, что бывал с ней грубоват и насмешлив. А больше всего жалел, что не хотел слушать истории из её жизни. Запомнилось, как во время войны она таскала брёвна на Московском море и обморозила руки. Как потом ехала с мамой в Монголию и отдала все деньги проводнику, потому что думала, что там советские деньги не пригодятся. А ещё она была на приёме у английской королевы и со смехом рассказывала, что, увидев в туалете розы, решила, что это на выброс и забрала их себе.

Мама предложила мне пойти на отпевание попрощаться с бабаней. И я согласился. Я немного боялся, но мои опасения оказались напрасны: бабушка лежала в гробу вполне довольная, как будто ей снился приятный сон. А придя домой, я взял её книжечку с молитвами, обклеенную со всех сторон скотчем, и нашёл по содержанию канон на исход души, который она упоминала в спорах о коронавирусе. Я читал его поздно вечером, стоя перед окном, когда уже все легли спать. Я мало что понимал из прочитанного — тем более, что слёзы и сумерки затрудняли чтение. Но я был уверен, что бабушка очень рада и даже благодарна. И плакал я не от горя, а от чего-то другого — большого, важного, что мне трудно описать, несмотря на недюжинный писательский талант.

А в августе у меня родилась младшая сестричка. Мама сразу сказала, что это вылитая бабаня, и её назвали Анютой. Действительно, в первый день она была немного сморщенной, довольно суровой и с носом-крючочком. Но уже через неделю разгладилась, заулыбалась совершенно умопомрачительной улыбкой, и от этого сходства только имя и осталось.

Мне кажется, до сих пор я оставался единственным в классе без братьев и сестёр. И поскольку я так и не успел возлюбить оригинальность, я был очень благодарен судьбе и родителям за