Кто знает, возможно, в конце концов, мне все же хватит храбрости жениться на ней.

Но уж точно не на этой невзрачной сопливой девчонке с ее непробиваемым упрямством и полоумным папашей!

Отцу я написал письмо, где в красках расписал и юную интриганку и ее хитроумного родителя, жаждущего обманом заполучить жирный кусок от нашей прибыли. Дважды перечитав написанное, решил, что рассказ мой выходит вполне правдоподобным, да и некогда отцу приезжать и проверять достоверность всего этого — он отправился поправить свое здоровье на Алтай и путь оттуда назад неблизкий.

Приплавив над конвертом свечу и придавив воск печатью, я поспешил передать свое послание посыльному.

Эрик должен был явиться этим вечером и мне не терпелось встретить друга, с которым мы не виделись уже несколько месяцев.

— Ваша светлость, к вам гость! — разбудил меня голос дворецкого.

— Чего стоишь, дурень, веди его сюда, да поживее! — в нетерпении я даже подскочил со своего места.

Эрик как всегда не мог угомониться: ему, видите ли, давно хотелось почувствовать себя на воле! Как будто раньше его кто-то в чем-то сильно ограничивал!

— Ты все еще надеешься научиться скакать быстрее меня? — с усмешкой спросил его.

Эрик тряхнул головой, отбрасывая в сторону челку, и с вызовом посмотрел на меня.

— О, да, я продолжаю верить, что твоя самоуверенность рано или поздно сыграет мне на руку! — после этого он пришпорил своего жеребца, а точнее сказать МОЕГО жеребца, выбранного для него еще перед завтраком, и умчался вперед.

Я раздраженно сплюнул в сторону и тоже рванул с места.

День сегодня выдался ясным и солнечным: казалось бы, идеальное время для прогулки, но я, в отличие от этого упрямого австрийца, все еще мучился с похмелья. Нет, вовсе не потому, что мой организм оказался слабее, чем у некоторых, просто Рик предпочитает ограничивать себя во всем подряд: в вине, тратах, даже в женщинах! Я же, напротив, привык ни в чем себе не отказывать!

И теперь мне приходилось страдать от надоедливой головной боли, неутолимой жажды и неуемной энергии моего приятеля.

Не прошло и недели, а он уже исследовал вдоль и поперек все здешние окрестности, перезнакомился с половиной моих крепостных и успел прочитать мне парочку нравоучительных лекций после того, как я неосторожно обмолвился при нем о том, что подумываю жениться на Кати.

«Ты с ума сошел? Зачем тебе эта взбалмошная и совершенно неприспособленная к семейной жизни девушка? Так хочется стать рогоносцем?»

В конечном итоге мы даже подрались, но быстро примирились, столкнувшись с тяжелыми последствиями первого похмелья, после празднования его приезда.

С тех пор он зарекся еще когда-нибудь столько пить, ну я назвал его слабаком.

Лошадь моя хорошо знала свое дело: не зря же я в свое время заплатил за нее кругленькую сумму, да и отец учил меня конной езде едва ли не с пеленок, так что далеко от меня оторваться ему все равно не удалось.

Свернув у ручья, Рик помчался резко влево, ловко перелетая через валежник и уворачиваясь от веток, а я так увлекся неожиданной погоней, раззадоренный бешеным азартом и желанием снова быть первым, что даже забыл о своем похмелье и не заметил, как мы оказались в чужих землях.

И, когда я уже приблизился к цели и должен был вот-вот одержать триумфальную победу, мой друг-австриец неожиданно остановил коня и соскочил на землю, вглядываясь куда-то вдаль.

— Какого лешего! — разозлился я.

— Надоело! — пожал плечами Рик.

— Здесь красиво, не находишь?

— Издеваешься? Поля — леса, леса и поля — что тут красивого и особенного? — моему разочарованию не было предела.

— Все потому, что в тебе не живет душа поэта, — усмехнулся он и снова посмотрел вдаль.

— Крестьяне? Твои? — спросил он, указывая на трудящихся впереди крепостных крестьянок, занимающихся прополкой барских угодий.

— Крестьяне, только не мои! Твоими стараниями мы забрели в чужое поместье! — ворчливо отозвался.

Рик словно и не слышал меня и спокойно направил лошадь вперед, явно намереваясь пообщаться с собравшейся публикой.

Я только раздраженно возвел глаза к небу и тоже спешился.

— Напомни мне потом, что я собирался придушить тебя, как только мы вернемся в усадьбу, и ты оставишь моего жеребца в конюшне.

— Напомнишь мне послать тебя к черту в очередной раз, если я вдруг забуду! — усмехнулся Рик.

Я не понимал этой глупой тяги приблизиться и попытаться понять простолюдин.

Крестьянки, к которым мы подбирались, словно и не замечали нас, занимаясь своим делом и лишь изредка переговариваясь между собой.

— Хм, а вон та, кажется, очень даже ничего! — заинтересованно произнес он.

Я нахмурился, вглядываясь в очертания женских лиц и выискивая ту, что смогла заинтересовать моего далеко не самого влюбчивого друга. Нет, он, конечно, временами развлекался с женщинами, умел флиртовать и имел неплохой потенциал на этом поприще, но пользовался своим обаянием для соблазнения не так уж и часто.

Мечтатель — вот как я прозвал его еще на службе! Он казался поначалу мне глупым и недалеким мальчишкой, однако Эрик не был ни тем, ни другим, но при этом на полном серьезе верил в настоящую любовь одну и на всю жизнь и даже одно время пытался навязать и мне свою точку зрения! Но моя «вера» куда веселее и приятнее: зачем посвящать свою жизнь одной единственной, если ты можешь наслаждаться десятками и сотнями разных женщин?

Вглядевшись в лицо той самой крестьянки, которая наконец-то соизволила заметить нас и медленно выпрямилась, стирая со лба капельки выступившего пота, я неожиданно узнал в ней свою недавнюю гостью и удивленно раскрыл рот.

Сейчас она предстала перед нами совсем в ином свете, нежели когда мы с ней виделись в прошлый раз. К моему удивлению, на ней был простой льняной сарафан, ничем не отличающийся от одеяния остальных женщин, а на голове повязан обычный белый платок, полностью скрывающий ее коротко остриженные волосы.

— Добрый день, граф! — с вымученной, но упрямой улыбкой поприветствовала она меня. — Простите, сударь, кажется, с вами я еще не знакома! — она перевела взгляд на Рика.

В холодных, но проницательных глазах не было и тени кокетства. Она изучила его лицо и неожиданно для меня улыбнулась Эрику совсем другой улыбкой — едва уловимой в уголках ее губ, но совершенно теплой и ласковой, живой и настоящей. Такая улыбка делала ее лицо невероятно милым и невинным. Такой улыбке хотелось верить.

Темная вьющаяся прядь волос выбилась из платка, и девушка немного нахмурилась, стянула с головы платок, позволив непослушным локонам рассыпаться по плечам.

— А вы не очень-то вежливы, Ваше Благородие! — снова обращая свой взгляд на моего друга, произнесла девушка.