По неписаному и необлеченному в слова договору мистер Джадд в эти воскресные утра почти всегда встречал на прогулке мистера Рейпера, и дальше они шли вместе, ведя серьезную беседу. Подобно университетским профессорам и кадровым офицерам они в этих случаях никогда не говорили о делах, а посвящали прогулку умственному и нравственному усовершенствованию. Вот почему как-то в воскресенье на исходе апреля они шествовали рядом по недавно заасфальтированному шоссе между Кливом и Мерихэмптоном, игнорируя поток автомобилей, в день Господень превращающих сельские дороги в миниатюрные Пикадилли. Мистер Рейпер гулял в будничном черном сильно поношенном костюме. Цифры в счетных книгах до того терроризировали беднягу, что он боялся тратить собственные деньги. Худое веснушчатое озабоченное лицо рассекала линия прямых, хотя и клочковатых усов, которым, видимо, удалось некогда свершить чудо партеногенеза, ибо стекла его очков сверху опушали две точно такие же полоски волос, только поменьше. Шел он, нервно заложив за спину бледные веснушчатые руки, — озабоченный Наполеон сельской промышленности. Зато мистер Джадд был одет, как царь Соломон во всей славе его. Великолепный сочно-коричневый готовый костюм в четкую салатную полосочку, несравненные цвета загара штиблеты, которые вовсе не скрипели, но возвещали о его приближении, псевдопальмовая трость с набалдашником поддельного агата, фетровая коричневая шляпа на номер больше, чем следовало бы, и пенковая трубка, поражающая экстравагантными размерами мундштука из искусственного янтаря. По округлостям его жилета извивалась большая и, может быть, золотая цепь, демонстрируя почтительно и изумленно взирающему миру два брелока и соверен с профилем королевы Виктории в прихотливой оправе.

Некоторое время оба молчали — мистер Джадд восхищался собственной элегантностью и красотами весны, а мистер Рейпер производил в уме роковые арифметические действия. Затем оба с интересом понаблюдали, как набитый лондонской аристократией «форд» нетерпеливо сигналил в гуще возбужденно мечущихся коров, которых гнал на пастбище пастух в грязных сапогах верхом на мотоцикле. Когда этот небольшой эпизод завершился, мистер Джадд глубоко вдохнул душистый сельский воздух (пренебрегая бензиновыми парами) и произнес:

— Как вижу, газеты, мистер Рейпер, сообщают про еще одно жуткое убийство.

— Жена науськала молодого парня спрятаться за кухонной дверью и заколоть ее мужа штыком?

Мистер Джадд кивнул с величайшей серьезностью.

— Просто не знаю, куда идет страна. Ведь третье жуткое убийство в этом году!

— Четвертое, мистер Джадд, четвертое. Убийство в курятнике, шайка ипподромных жучков зарезала жертву бритвами, ну, и полицейский.

— А-а! — провозгласил мистер Джадд, с наслаждением попыхивая трубкой. — Про полицейского-то я и забыл. Погодите-ка. Уайтчеплское анархистское убийство, так?

— Нет, мистер Джадд. То еще под Рождество было. А с полицейским — в феврале. Про которое я толкую. Да вы же помните! Нашли его на Эпсомском шоссе, и Скотленд-Ярд так в потемках и бродит.

— Как же это я забыл? — с благодушным самодовольством заметил мистер Джадд. — И ведь следил за ним с большим интересом. Вы же знаете, у меня родственник в полиции служит.

— Да, — ответил мистер Рейпер не без нетерпения, так как выслушивал сообщение об этом интригующем факте почти каждое погожее воскресенье на протяжении пятнадцати лет. — Хорошенькое дело! Полиция всей страны не может уберечь своего же человека и не способна отыскать его убийцу. Не удивлюсь, мистер Джадд, если у этого убийцы есть рука где-нибудь наверху!

Мистер Джадд слегка вздрогнул — большой «даймлер» промчался близковато от него — и с тревогой обвел взглядом мирные луга, зеленеющие сочной весенней травой, пасущихся коров и пересекающиеся шпалеры вязов, тополей и ив.

— Да неужто, мистер Рейпер?

— Вот-вот, мистер Джадд. На днях сэр Хорес сидел у хозяина, так я слышал его собственные слова: «На карту поставлены интересы страны, — говорит. — Знали бы вы, что творится за кулисами в парламенте, — говорит, — вы бы спорить не стали», — говорит. Как хотите, мистер Джадд, а без иностранного заговора тут не обошлось. Немцы там, большевики, да и кое-кто нашей же плоти и крови с ними стакнулся.

Даже штиблеты мистера Джадда застонали от дурных предчувствий и патриотической горести. Однако сам он покачал головой.

— Нет, мистер Рейпер, такому я о Нашей Стране не поверю. Пусть дела обстоят скверно, да не настолько все-таки. Но, конечно, всем нам следует бдеть. Лично я полагаю, что полицейский этот пал жертвой вражды.

— Какой еще вражды? — кисло осведомился мистер Рейпер.

— Полиция, — произнес мистер Джадд с сокрушительной многозначительностью, — расколота! Мой родственник в Хоптоне…

— Из-за чего же она раскололась-то?

— А! — Мистер Джадд вновь покачал головой. — Служебная тайна. Мой родственник никаких подробностей приводить не стал. Только и сказал: «Попомни мои слова, — сказал, — полиция расколота». Потому-то никого и не арестовали: одни против других работают.

— Так чего еще и ждать? — отрезал мистер Рейпер, черно завидовавший столь именитому родству. — Кого они набирают-то! Но ведь этих двоих они за убийство мужа арестовали все-таки.

Мистер Джадд ничего не ответил и только громче запыхтел трубкой.

— Не удивлюсь, — продолжал мистер Рейпер, — если жена выйдет сухой из воды. Мы-то, конечно, с вами знаем, мистер Джадд, что это она его заставила. Но благородный дух Нашей Страны восстает против того, чтобы вешать женщин.

Мистер Джадд был так потрясен, что остановился и поглядел на мистера Рейпера с глубокой озабоченностью.

— Оправдать ее! Так она же виновна ничуть не меньше негодяя, сгубившего их семейный очаг. Попомните мои слова, мистер Рейпер: если ее отпустят на все четыре стороны, нам, женатым, уж больше нельзя будет спать спокойно!

И, воздав таким образом должное духу Борджа, как оказалось, обитавшему в миссис Джадд, он зашагал дальше с мрачным видом прозорливца.

Эти утренние прогулки по обычаю, раз и навсегда установленному мистером Джаддом, приводили их к мосту через ручей примерно в ста шагах за крутым поворотом шоссе. В дни детства мистера Джадда мост был каменный, шестнадцатого века, и опирался посередине на большой выведенный ромбом устой. В парапете по его сторонам находились треугольные ниши, где было очень уютно сидеть летним вечером, когда обомшелые старые камни еще хранили дневное тепло. В те времена в глубокой зеленой тени под мостом еще повисали против течения щуки и крупные окуни, а ниже в заводях водились голавли. Тихо струилась летняя вода, над ней толклись поденки, и внезапно хлюпающее чмоканье возвещало, что какую-то неудачницу проглотил голавль. Над ручьем метались ласточки, иногда стремительно проносясь под пролетом. Как хорошо мистер Джадд знал это место! Мальчишкой он творил тут подвиги с помощью лески и крючка (в те времена на ужение никаких запретов не существовало), а нынче предавался солидному созерцанию. К несчастью, новый поток автомобилей смыл старинный мост, хотя он был на редкость надежным, и некий мистер Гулд, дешевый подрядчик и спекулянт недвижимостью, соорудил на его месте неказистый стальной мост на бетонных опорах. Построен он был на столь скорую руку, что постоянно нуждался в ремонте, а потому ежегодно обходился в сумму, которой хватило бы на починку и укрепление старого моста так, чтобы он следующие десять лет никаких забот не потребовал бы.