молоко залило тому все брюки. Я заполняла классный журнал, сидя на своем месте, и не сразу поняла, что произошло. В классе на дежурство остались пять или шесть учеников; теперь они все, как один, удивленно смотрели на Юсукэ.

Не знаю, что одноклассники думали о Сюе на самом деле, но вряд ли хоть кому-то из них хватило бы смелости сделать что-то подобное. Подходящее ли это слово – «смелость»? Должно быть, спортсмен, лидер класса Юсукэ чувствовал себя смельчаком. Он обратился к Сюе, по-прежнему стоящему к нему спиной:

– Эй, ты! Ты хоть раскаиваешься?

Сюя, не подавая вида, что слышал его слова, осмотрел мокрые от молока брюки, молча взял свою сумку и вышел из класса. Все мы проводили его взглядом.

Так и началось наказание Сюи-куна.

* * *

Думаю, вы очень нравились Юсукэ-куну.

Я только сейчас поняла, что, пусть вы и не ставили классное руководство превыше всего, вы всегда старались отметить каждого ученика в отдельности. Вы ценили любые наши достижения: высокие баллы за тест, активное участие в деятельности клубов или школьном самоуправлении… Каждый получал заслуженное внимание и порцию аплодисментов от одноклассников перед началом классного часа.

Мне тоже несколько раз аплодировали. Президент класса – это просто девочка на побегушках, которую никогда не ценят и не благодарят, но вы хвалили меня за хорошую работу так искренне, что весь класс замечал – было очень неловко, но… приятно.

Вертер никогда не делал ничего подобного. Он одержим идеей первенства; постоянно говорит «only one» или «number one»[21] – словами из своей любимой песни. Говорят, он даже спел ее кусочек другим учителям на первом организационном собрании, когда пришла его очередь представиться.

– Конечно, я не собираюсь поощрять только самых лучших учеников или сильнейших спортсменов. Я буду ценить каждого из них за те усилия, что они прилагают. Я из тех учителей, что ко всем относятся одинаково!

В начале мая наша бейсбольная команда обыграла соперников из частной школы – тех, что обычно занимали первое место в лиге, – и вошла в Топ-четыре. По случаю первой большой победы школьной команды местная газета даже напечатала заметку с фотографией. В самом центре снимка стоял герой матча – четвертый номер, питчер[22] Юсукэ-кун. После полуфинала его назвали самым ценным игроком турнира и даже взяли отдельное интервью. Все в классе (за исключением Сюи-куна, наверное) были в восторге! Впервые с начала нового учебного года атмосфера в классе стала веселее. Однако Вертер умудрился все испортить.

«Действительно, Юсукэ-кун отлично сыграл! Но разве на поле был он один? Бейсбол – командная игра. Даже самый талантливый питчер не смог бы победить в одиночку. Давайте поблагодарим и отметим всех членов команды!»

Вот что мог бы сказать Вертер после того, как похвалил Юсукэ. Но не сказал.

Моригути-сэнсэй, так наверняка поступили бы вы – похвалили Юсукэ, поблагодарили остальных членов команды. Все дружно похлопали бы нашим победителям.

Каждый ученик, который был хоть раз отмечен вами, понимал, каким неправильным было поведение Вертера. Растущее раздражение и недовольство рано или поздно нашло бы выход. Однако никто не решался вымещать его на Сюе-куне. По крайней мере, пока.

* * *

Каждую пятницу я вместе с Вертером навещала Наоки. В первый раз, усадив нас на диван в гостиной напротив себя, мама Наоки долго жаловалась, но с каждым разом наши визиты становились все короче, а вскоре хозяйка дома и вовсе перестала пускать нас дальше прихожей. Как-то раз она немного приоткрыла закрытую на цепочку дверь, взяла конверт и захлопнула дверь. Даже через слегка приоткрытую дверь я заметила, что, хоть мама Наоки и выглядела ухоженной и накрашенной, ее глаза и губы немного припухли.

Его старшая сестра вышла замуж, а средняя – переехала в Токио, отец регулярно задерживался на работе, поэтому большую часть времени Наоки был дома наедине с матерью. И даже ей он не мог открыть свою страшную тайну!

Наконец я сказала Вертеру, что наши визиты все больше походят на обычное преследование, и мы все равно не сможем поговорить с Нао-куном, сколько бы раз ни приходили к нему домой. На секунду на лице учителя промелькнуло явное недовольство, но он выдавил очередную улыбку и сказал:

– Нет, это критичный момент для нас обоих. Если мы продержимся еще немного, то он оценит наши старания.

Он, очевидно, не готов был сдаться. Я же никак не могла понять, кто именно эти «мы» и почему все так критично. В конце концов, Вертер даже ни разу не встречал Наоки – тот не посещал школу в этом году. Но желания спрашивать у меня не было.

В следующий понедельник прямо на урок математики Вертер заявился с заранее подготовленным большим листом белого картона.

– Давайте-ка напишем для Наоки ободряющие слова!

Я сразу почувствовала, как атмосфера в классе в очередной раз переменилась. Но и представить не могла, к чему это все приведет.

По очереди заполняя лист разноцветными буквами, девочки тихонько хихикали, а мальчики и вовсе не сдерживали смешков. Я никак не могла понять, в чем причина их веселья, пока очередь не дошла до меня – две трети листа картона были плотно исписаны.

УДАЧИ! БОДРИСЬ! И ДОСТИГАЙ ЦЕЛИ! АКТИВНЕЕ! СЧАСТЛИВОГО ДНЯ! ОТДОХНИ ХОРОШО! НЕ ИСЧЕЗАЙ!

Только сейчас, когда пишу это, я понимаю, в чем дело. Как я могла быть такой глупой? Мои одноклассники явно были в восторге от своей чудной затеи.

* * *

Я помню, в тот день вы рассказали нам о ювенальном праве. Я и до этого рассказа сомневалась в его эффективности, пусть все эти законы и нацелены на защиту детей и подростков.

Например, в городе Н. мальчик (сейчас он уже взрослый) убил женщину и ее грудного ребенка. По телевизору каждый день крутили интервью с ее родными, со слезами на глазах говорившими о жестокости мальчика и тяжести своей невосполнимой потери.

Я думала, что в подобных случаях даже суд не нужен – достаточно просто отдать преступника в руки семье погибшей и позволить им сделать с ним все, что им угодно. Только семья жертвы имеет законное право решать, как поступить с убийцей, – такое право было и у вас, сэнсэй. Суд нужен только тогда, когда у жертвы никого не осталось.

Меня напугала не только жестокость мальчика, но и самоуверенность его адвокатов, имевших наглость выступать в суде, придумывая любые причины для его оправдания. Конечно, это их работа. Но, глядя на них по телевизору, я не раз