– Но...

Она обошла свою лошадь и встала перед ним, глядя ему в глаза.

– Не говорите «нет». Хотя бы пока. Подумайте об этом.

Тринити заставил себя попятиться. Если бы он оставался рядом с ней еще минуту, он не смог бы думать ни о чем, кроме ее глаз... или губ.

– А с вашим дядей вы говорили об этом?

– Несколько раз. Но он считает, что толку от этого не будет. Бак тоже так думает. Они полагают, что я должна быть довольна тем, что есть.

– А вы не можете?

– Как бы вы чувствовали себя, если бы все считали вас убийцей, сохранившей жизнь только потому, что ваш дядя помог вам сбежать из тюрьмы? – Ее изумительные синие глаза умоляли о помощи.

– На ранчо нет ни одного человека, кто считал бы вас виновной.

– Они все относятся ко мне замечательно, и ни один из них не верит, что красивая женщина способна на преступление.

– Расследование может стоить кучу денег.

– Мое наследство покроет все расходы.

– Если у вас много денег, зачем вы тратите время на меня? Вам следует нанять профессионала.

– Откуда мне знать, что он не выступит против меня? Кажется, никто не способен противостоять судье Блейзеру.

– Почему вы думаете, что я способен? Она посмотрела ему прямо в глаза.

– Просто знаю. Тринити этого не ждал.

– А если вы ошибаетесь? Я могу оказаться охотником за наградой, или помощником шерифа, или даже частным сыщиком.

Ее взгляд не дрогнул.

– Можете, но не являетесь.

Тринити охватило отчаяние. Он не хотел ей отказывать.

– А что скажут ваш дядя и Бак?

– Им это знать необязательно. Это останется между вами и мной.

Ее слова словно ударили его током. Он старательно избегал всего, что могло бы их сблизить. Но больше устоять не мог.

– Почему я?

Она придвинулась на шаг ближе.

– Вы мне нравитесь. Между нами возникло какое-то родство. – Видно было, что Виктории неловко говорить так откровенно, но она продолжала: – Вы не похожи на Бака и моего дядю. Я еще не разобралась, чем именно вы отличаетесь, но я склонна доверять людям, которые мне нравятся.

Тринити с трудом проглотил слюну. На протяжении трех дней он боролся с растущим влечением к Виктории. Вполне возможно, что он ей нравился только потому, что был новым человеком, с кем можно было поговорить. Лишь мысленное напоминание, что ему нельзя вступать в какие-либо отношения с женщиной, которую должны повесить за убийство, дало ему силы взять себя в руки... Но ее последние слова разрушили его самообладание.

Как же ему хотелось ее защитить!

– То, что вас влечет ко мне, не значит, что я вам нравлюсь.

Он должен был дотронуться до нее, коснуться пальцами ее щеки.

– То есть между нами не может быть простой приязни?

Ее щека была такой нежной. Он обвил вокруг пальца один из локонов, обрамлявших ее лицо...

– Только не между мужчиной и женщиной. Виктория потянулась к нему и подняла лицо. Он не мог больше видеть ничего вокруг, кроме ее губ и синих глаз. Виктория слегка прижалась щекой к его руке.

– Вам кажется, что в моем отношении к вам есть что-то сексуальное?

Что он делает? Он не может допустить, чтобы между ними возникла чувственная связь.

Тринити отдернул руку, как от ожога. Он встречал раньше несколько очень прямолинейных женщин, но ни одна из них не задавала ему подобного вопроса. Поверить, что он услышал такое из уст этой великолепной рыжей красавицы, было невозможно.

– Мэм, я не скажу ничего подобного.

– Не называйте меня «мэм» и не уклоняйтесь от ответа.

– Ладно, раз вы настаиваете. Я не думаю, что вы можете испытывать ко мне влечение, которое не было бы сексуальным.

Господи! Вот бы Бак услышал это!

– Почему?

– Потому что я не могу испытывать к вам влечения, не чувствуя сексуального жара.

Проклятие! Он мог бы поклясться, что заметил мелькнувший в ее глазах проблеск удовлетворения. Почему женщины вечно стремятся подчинить мужчин, унизить их?

– Вы хотите сказать, что я вас возбуждаю? – продолжала Виктория, подходя к нему так близко, что он начал ощущать тепло ее тела.

– А вы этого не ждали?

– Нет.

Она всю жизнь жила в окружении мужчин, но явно не сознавала своего воздействия на них. Ему нужно срочно перевести разговор на другую тему, или он добьется, что его еще до заката вышвырнут с ранчо.

Тринити сделал шаг назад.

– Полагаю, нам пора возвращаться. Наш разговор пошел не в том направлении. – Он крепко взялся за седло и начал вдевать ногу в стремя.

Виктория не шевельнулась.

– Почему вы ничего не сказали?

Она твердо вознамерилась добиться, чтобы его пристрелили.

– Вы прекрасная, желанная женщина, мэм, и я с радостью рассказал бы вам, как ценю вашу красоту. Однако я всего лишь пастух, и каждый мужчина на этом ранчо только и ждет, чтобы я совершил какую-нибудь оплошность.

– Не верю, что вас так легко напугать. – Она сделала еще один шаг к нему. Тринити не поддался на вызов.

– Это вопрос не испуга. Это вопрос здравого смысла. И чести, – добавил он с отчаянием. – Мужчина не должен захватывать чужую заявку.

Виктория отступила на шаг. Глаза ее полыхнули, огнем.

– Какое гадкое выражение! Я женщина, а не кусок собственности. Кроме того, я не принадлежу Баку.

– Вам лучше сообщить ему об этом. Он и ваш дядя считают, что вы готовы в любую минуту выйти за него замуж.

– Мне нравится Бак, но к вам я чувствую большее влечение.

Дьявольщина! Ну почему она решила заявить ему об этом именно в тот момент, когда он взял себя в руки? Он встречал по крайней мере половину знаменитых «дам» Запада. Некоторых он любил, но не остался ни с одной. А тут его сразили наповал прелестные синие глаза, копна своенравных рыжих волос, неотразимый смех и неукротимое желание, выворачивающее его наизнанку. Не говоря уже об искренности, с которой она объявила, что он нравится ей больше, чем человек, за которого она, считалось, вот-вот выйдет замуж.

– Почему? – спросил он.

– Я не имела в виду то, как это прозвучало. – Виктория явно подыскивала слова, чтобы притупить свое только что высказанное жесткое заявление. – Просто Бак хочет владеть мной как собственностью. Женщину такое отношение душит. Вы производите впечатление человека, пытающегося понять, какая я на самом деле. И мне это нравится.

Тринити вцепился в седло, как в якорь спасения. Он должен взять себя в руки!