– Вы красивая женщина, – произнес Тринити, продолжая держаться за седло. – Только ненормальный мужчина не почувствует влечения к вам.

– Я не это имела в виду, – с раздражением продолжала она. – Я говорила о том особом влечении, которое возникает, когда вы хотите больше узнать о человеке. Это приводит к тому, что мысли о нем все время вспыхивают у вас в голове. Вы постоянно гадаете, а что он сейчас делает, о чем думает... Но ведь такое наверняка случалось с вами раньше.

– Вы имеете в виду, как это было у вас с вашим мужем?

Он не смог бы лучше остановить ее напор, даже окати он ее ведром воды. Виктория отвернулась и снова уставилась вдаль.

– Нет, так не было. Мне было шестнадцать лет, и мой отец умирал. Нужно было решать мое будущее. Отец выбрал богатого красивого молодого человека и спросил меня, что я думаю о замужестве с ним. Ему был двадцать один год. Он был обаятельным, бесшабашным... Мне он казался замечательным. Я знала, что так и должно быть. Только выйдя замуж за Джеба, я поняла, в какой ад угодила.

Тринити мог представить себе Викторию, беззащитную юную жену, которую терроризирует пьяница-муж. Опасное чувство симпатии разгоралось в его груди.

– Не думаю, что нам стоит слишком много размышлять насчет всякого там притяжения, – промолвил он.

Виктория круто обернулась к нему:

– Это почему?

Тринити знал, что лучше всего было бы ему вскочить в седло и поскакать на ранчо, предоставив ей самой найти дорогу домой. Он был дурак, что вообще позволил делу зайти так далеко.

– Предположим, что я в вас влюбился.

– А вы смогли бы?

– Мэм, любому мужчине было бы трудно не влюбиться в женщину с вашей внешностью.

– Я ничего не говорю о своей внешности, – поправила его Виктория. – Я говорю – в меня.

Тринити сосредоточился на том, чтобы крепко держаться за седло.

– Я ведь, мэм, не знаю вас по-настоящему, но полагаю, это было бы не слишком трудно. В любом случае мы отошли от моих доводов. Предположим, что забрел сюда пастух вроде меня и влюбился в вас по уши. Ваш дядя и Бак положат этому конец еще до того, как вы успеете глубоко вздохнуть.

– Предположим, что я влюблюсь в такого пастуха?

Любой пастух, который чего-то стоит, перевернет небо и землю, чтобы сделать ее своей женой. Но сказать этого ей он не мог.

– Они не приняли бы это.

– Даже если бы я сказала им, что люблю его и никогда не полюблю никого другого?

Ее глаза никогда еще не были такими синими и такими искренними.

– Особенно если бы вы это сказали.

– А что, если бы я решила убежать с ним?

Она не знала пощады.

– Он бы не допустил этого... если бы действительно любил вас.

– Почему?

Она подступила ближе, но Тринити ухитрился держать между ними своего коня. Она смотрела на него поверх седла.

– Потому что пастуху было бы нечего предложить такой женщине, как вы.

– Но все, чего бы я хотела, так это самого пастуха.

– Он захотел бы дать вам весь мир. И его убивало бы то, что он этого не может. Это было бы хуже, чем просто отвернуться от вас.

– Как глупо! – Ее досада была почти ощутима. – Только мужчина может решить покинуть женщину лишь потому, что не может дать ей то, чего, возможно, она даже и не хочет.

– Не просто какую-то женщину, Виктория. Вас!

– Женщина не стана бы так рассуждать. Пока она может быть с мужчиной, которого любит, остальное не имеет значения.

Тринити было трудно ей не поверить. И все же он никак не мог забыть, что ее обнаружили с револьвером в руке над телом мужа.

– Не все женщины таковы. Некоторые больше ценят то, что мужчина может им дать, чем самого мужчину.

– Но если мужчина любит женщину по-настоящему, он может почувствовать разницу.

– Не всегда. Любовь делает ужасные вещи с мужским разумом.

– Не представляю себе, что она могла бы долго влиять на вас.

– Что ж, пожалуй, нынче не так, как когда-то.

– Но все еще немножко может?

– В сочетании с мучительной физической потребностью...

– А вы мучаетесь?

– Мэм, задавать такой вопрос нечестно. Как могу я быть рядом с вами и не испытывать подобной потребности?

– Мужчина испытывает потребность в женщине вообще, но томится лишь по одной определенной.

– Откуда вы знаете?

– Женщины чувствуют то же самое.

Тринити так крепко сжимал седло, что костяшки его пальцев побелели.

– А вот что точно не следует делать, так это бросаться мужчине на шею. Он может это не так понять, – предостерег ее Тринити.

– Возможно, он поймет ее именно так, как надо.

– Мэм, женщине вроде вас нужно точно знать, что она предлагает, прежде чем показать мужчине свою заинтересованность в нем. Как только он узнает, что она доступна, решения начинает принимать он.

– Это несправедливо.

– Может, и так, но игра ведется именно по этим правилам. А теперь втяните рожки и перестаньте меня дразнить. Я понимаю, что вы просто пытаетесь подчинить меня, чтобы я занялся для вас этим расследованием. Позвольте помочь вам сесть на лошадь. Нам пора в дорогу.

С трудом расслабив мертвую хватку на седле, он обошел своего коня и положил руки Виктории на талию, чтобы подсадить ее. Однако она не шевельнулась.

– Почему вы считаете, что это все, в чем я заинтересована?

Тринити помедлил.

– Это все, что я могу предложить.

– Вы не правы, Тринити. Я действительно хочу, чтобы вы мне помогли, и я действительно пыталась вас уговорить... Но это не все, что вы можете мне предложить.

– Чем скорее я верну вас домой, тем скорее смогу сунуть голову в ведро с холодной водой.

Он снова сделан попытку поднять ее в седло. И снова она не шевельнулась. Он отчаянно ощущал свои руки на ее талии. Это интимное прикосновение почти лишало его самоконтроля.

– Зачем вы хотите это сделать? – поинтересовалась Виктория, и в голосе ее прозвучали удивление и смех.

– Нет ничего лучше холодной воды, когда мужчине нужно охладиться и прийти в себя. Начать думать трезво.

Тринити уже не понимал, нужно ли ему убрать руки или все же попытаться вновь посадить ее в седло. Однако поскольку ему нравилось ощущать их там, где они находятся, он их там и оставил.

– Я хочу заключить с вами сделку, – предложила Виктория. – Если вы перестанете разыгрывать бродячего ковбоя и разговаривать так, словно никогда не заглядывали в книжку, я не стану пытаться уговорить вас взяться за мое дело.