Жизнь в этом доме была непонятной для Снежки – здесь никто никого не любил, никто никому не сочувствовал. За всё время её привязчивое сердечко так ни к кому и не потянулось, ей всё чаще казалось, что она тут временно, и если не завтра, то послезавтра покинет эту негостеприимную обитель. Она тосковала по жизни в становище, по простору, которого здесь не хватало. В скифской низенькой кибитке тоже было тесно, но стоило откинуть полог, и весь мир перед тобой. В этом доме с маленьким двориком и садом в десяток деревьев, окружённым высоким каменным забором, она задыхалась. Куда не повернись, наткнёшься на стену. Даже ветер, свободно гулявший от края до края в степи, сюда не заглядывал, словно боялся угодить в ловушку, лишь иногда он задевал макушки деревьев и летел дальше по своим делам. Ветер! Унеси меня далеко, далеко… Как ей хотелось быть ветром, а ещё: облаком, птицей, бабочкой! Шустрый жучок с блестящей спинкой быстро бежит вверх по стволу дерева, если бы она была таким жучком, то продолжила свой путь к ветке, что достаёт до забора, перелезла на каменную стену, а там… там, за стеной – город, про который ей рассказывал Агар. Но про Агара лучше не думать, даже мысли о родных не причиняли ей столько страданий, как воспоминание о его предательстве. Она вновь принялась наблюдать за жучком, но глупое насекомое вместо того, чтобы воспользоваться возможностью побега, резко развернулось и, спустившись с дерева, скрылось в траве. Снежка закрыла глаза, представила, что она дома, в полутёмной лесной избушке, слышит писк новорождённой сестрёнки, открывается дверь и, пригнувшись, чтобы не задеть низкую притолоку, входит отец, от него пахнет лесом и снегом. Этот запах она ощущает так явно, что ноздри её трепещут, а губы шепчут: «Ещё, ещё!». Своей широкой шершавой ладонью отец поочерёдно взъерошивает волосы братьев, а затем осторожно проводит пальцем по её щеке, она хватает его руку своими ручонками и прижимается к ним лицом, он целует её в макушку. Снежка не хочет отпускать отцовскую длань, но отец осторожно высвобождается, чтобы подойти к матушке и взглянуть на младенца. Присев рядом с постелью роженицы, он с любопытством смотрит на шевелящийся свёрток. Снежке кажется, что слишком долго смотрит, она подбегает к отцу, снова ластится к нему, он обнимает её и смеётся, но Снежке не до смеха – непонятная грусть теснится в её груди, она чувствует обиду на отца, на мать, но ещё больше на маленькую сестрёнку. Отец догадывается о её переживаниях и прижимает к себе крепко-крепко. Матушка тоже тянется к ней и целует в висок, братья срываются со своей лежанки и наваливаются сверху, хватают отца за шею и виснут на нём, он, не выдержав такого натиска, заваливается на пол, все хохочут. Так было бы, если, в то зимнее утро она не пошла встречать отца на окраину леса, так было бы…но, никогда уже не будет.

С самого первого дня, следуя приказу своей госпожи, Семела присматривала за новенькой, но так и не смогла разглядеть у неё никаких особых талантов. Вроде послушна, но особым прилежанием не отличается, делает всё лишь бы избежать наказания. Всего раз Семела заметила у Левкеи огонёк интереса в глазах, когда та любовалась танцем Ефросины. Юная танцовщица, польщённая вниманием новенькой, даже снизошла до разговора с девочкой, но вскоре девушке пришлось покинуть школу госпожи Исмены и отправиться в далёкий Пергам. После отъезда Ефросины, Левкея снова бродила по саду в полном одиночестве, эта неспособность подружиться с остальными воспитанницами немного тревожила старую служанку. Она помнила, что вредная Рода в первый же день натравила девочек на новенькую, но прошло уже три месяца, а отношения между воспитанницами так и не наладились. Было видно, что «беляночка», как называла Левкею госпожа Исмена, сама не стремится завоевать расположение обитательниц дома. Возможно, нрав у ребёнка такой – нелюдимый и безразличный… И вот новость – одна из рабынь убираясь в комнате девочек нашла узелок с кусочками засохшего хлеба. По платку, в который был завёрнут хлеб Семела определила, что узелок принадлежит Левкее. Уж не готовится ли девчонка к побегу? Странная находка несколько обескуражила старую служанку, значит эта маленькая дикарка по-своему хитра, не протестует, не бунтует – тихо ждёт своего часа. «Глаз с неё не спускать!» – приказала Семела рабыням. Нашла глазами белокурую головку Левкеи среди зелени сада, подумала: «Неужели осмелится? Куда же ты побежишь, глупышка?». Конечно, уйти ей далеко не удастся, но переполоху будет много. Страшно подумать, что на это скажет госпожа. Семелу снова терзали мысли – рассказать или нет Исмене?

Незаметно наступил вечер. Резкий металлический звон нарушил тишину – рабыня созывала учениц на занятие. Снежка встала и, пошатываясь, побрела к дому. Семела, потная, распаренная, кричала и сердилась больше обычного. Девочки вялые ото сна, нехотя уселись перед женщиной, начался урок. Снежка не столько слушала Семелу, сколько старалась не совершить какую-нибудь оплошность и тем обратить на себя внимание. Видимо этим вечером усердия не хватало, не только ученицам, но и учительнице, к облегчению всех, занятие долго не продлилось. Проверив как запомнили девочки предыдущий урок, старая служанка, обмахиваясь платком удалилась в свои покои, приказав рабыням заняться с девочками гимнастикой. Снежка быстро освободилась от своего нехитрого одеяния – серой коротенькой рубашонки без рукавов, бросив быстрый взгляд на нагих девочек она тихонько вздохнула. Занятия гимнастикой были ещё одним поводом для уныния. Все девочки казались ей дивными красавицами. Стройные, длинноволосые, они лёгкими непринуждёнными движениями, почти синхронно, сбросили с себя одежду и встали в ряд. Их волосы, освобождённые от лент, упали на плечи как накидки. Маленькие груди, похожие на короткие рожки, широкие у основания, острыми своими кончиками указывали куда-то вверх, в небо. Плавные изящные изгибы девичьих тел, упругие груди, вздрагивающие в такт движениям, летящие пряди волос, сосредоточенность, словно девочки совершают сложный обряд, смысл которого понятен только им – вся эта непостижимая слаженность, восхищает и завораживает маленькую дикарку, она чувствует себя неуклюжей, некрасивой и потому лишней в этом строю. Снежка стесняется своего короткого тела с плоской грудью, то и дело касается рукой неприкрытой волосами шеи. Семела, повинуясь прихоти хозяйки, приказала подстригать девочку раз в месяц, и сейчас её волосы постыдно коротки. Стараясь не отставать, она скоро выбивается из сил, наконец, рабыня хлопает в ладоши и заканчивает тренировку. Скудный ужин – кусочек сыра, яблоко и несколько слив завершает ещё один день в школе гетер.

Семела, убедившись, что после вечерней трапезы все воспитанницы отправились в опочивальню, вышла во двор. Прошлась вокруг дома, заглянула во все углы, не обнаружив ничего подозрительного, остановилась напротив открытого окна, наблюдая как девочки укладываются спать. Заметила недоумение Левкеи, не нашедшей под своей лежанкой заветного узелка, усмехнулась: «Так-то, милая! Не впервой мне ваши загадки разгадывать! Много тут всяких перебывало». На смену торжеству пришла досада, спать ведь будут с открытым настежь окном. Как его закроешь в такую душную ночь? Надо приказать одной из рабынь, лечь снаружи! А толку? Они спят – Зевс-громовержец не разбудит. Что же делать? Хоть сама ложись! Пожилая женщина почувствовала страшную усталость, Рода со своим непростым характером, теперь ещё и Левкея. Впрочем, трудности с воспитанницами были всегда, но, видимо, раньше она была моложе и легче переносила неприятности. «Пора, пора на покой», – покачала женщина головой.