Она перед тобой, о воин многославный!

Неверная жена, любовница Париса.

Что ж медлишь ты, свой грозный меч не опускаешь

На голову блудливую её?

О Менелай! Неужто ты забыл,

О страшной клятве на краю могил,

В которых за вратами покорённой Трои

Спят мёртвым сном Эллады славные герои.

Устрой погибшим пышные поминки!

На погребальных играх возведи костры,

Чтоб искры до небес взлетели,

И звёздный свет затмили высоты.

Для утоленья жажды мертвецов

Готова жертва и ножи жрецов.

Елены кровью окропи

Поруганный алтарь любви.

Впитают её кровь сухие камни,

Слезами жён и матерей прольют дожди

И новою весной из той земли,

Взметнутся к солнцу дружные ростки.

Но Менелай сомненьем обездвижен

Он голоса богов не слышит.

И дуновенье ветерка его ласкает пряди,

Как ласкала, Елены нежная рука.

Порыв ветров с Елены плеч срывает

Тончайшей выделки хитон

И обнажённой красотой

Она в лицо упрёк ему кидает.

И видит Менелай – она чиста!

На белом теле не следа

От жадных губ Париса не осталось.

Спокойны груди, высоки, вверх устремлены соски.

И золотым плащом волос окутан тонкий стан.

Как розы лепесток – свежи уста,

Как звёздочки блестят глаза.

То явь ли… сон? Она всё та…

Девичий голос звенел и поднимался высоко к потолку, украшенному квадратами кессонов из резного орехового дерева. Когда Хиона закончила читать поэму, Федра одобрительно кивнула:

– Твоё прочтение прекрасно, Хиона.

– Благодарю, госпожа, – просияла девушка.

Галена сидевшая рядом со своей госпожой пожала плечами и ничего не сказала. Клития всё ещё находящаяся под властью стихотворных строк смотрела невидящими глазами в распахнутое окно, словно пыталась разглядеть в глубине сада нагую Елену и Менелая с безвольно опущенными руками, рот девушки был приоткрыт.

– Известен ли автор этого произведения? – спросила Федра.

– Стоит подпись некого Астровиса, госпожа.

– Никогда не слышала о таком.

Клития, наконец очнувшись от охватившего её забытья, обратилась к хозяйке гинекея с вопросом:

– Почему Менелай простил Елену, госпожа? Из-за её красоты?

– Он её любил…, – задумчиво прошептала Хиона.

– Она была его женой, Клития, – ответила рабыне Федра, – не забывай о том, что боги благословили этот брак.

– Но разве может муж простить измену жены? – не унималась рабыня.

– Это была не просто измена, моя милая. Елена полюбила Париса, не по своей воле. Она стала жертвой ссоры всемогущих богинь, соперницы не желая уступать друг другу первенство в красоте, внушили жене Менелая любовь к троянскому царевичу. Но Менелай, очень любил свою жену, как правильно заметила Хиона, оттого он руководствовался не жаждой мести, но мудростью и потому не стал убивать Елену.

– Сколько ни в чём не повинных людей погибло из-за этой распри! – вставила своё слово Галена.

– Увы, боги не всегда милосердны к простым смертным, – вздыхая о чём-то своём проговорила Федра.

Клития бросила сочувствующий взгляд на свою госпожу, она догадывалась отчего хозяйка Тритейлиона так грустна последнее время. Обсудив поэму, женщины вернулись к своим занятиям. Клития за те годы, что провела в гинекее стала превосходной вышивальщицей, и ничуть не уступала в мастерстве хозяйке Тритейлиона. Хиона тоже успела научиться многому, но к рукоделию у неё душа никогда не лежала. Овладев чтением и письмом, девушка открыла для себя целый мир – манящий и таинственный. Господин Идоменей всегда поощрявший любознательность своей ученицы разрешал ей пользоваться библиотекой и читать сколько душе угодно. Галена всё также недолюбливала Хиону, считая её бездельницей не приносящей никакой пользы поместью и господам, но недовольство высказывать остерегалась, перечить господину Идоменею было опасно. Даже во время его отсутствия, в Тритейлионе все хозяйские распоряжения выполнялись беспрекословно. Хиона отошла от окна подле которого читала поэму и свернув свиток в тонкую трубочку убрала его в керамический футляр. Старая служанка посмотрела в сторону юной рабыни и подумала про себя: «Хочешь жить спокойно в старости – надо молчать и терпеть».

Вдруг Клития вскочила со своего табурета и указав рукой в сторону открытого окна воскликнула: «Госпожа, там внизу, на террасе – чужой мужчина!» Федра со своей служанкой последовали примеру молодой рабыни – поднялись со своих мест и поспешили к окну. Хиона, наоборот отступила в глубь комнаты. Мужчина, увидев женщин, согнулся в низком поклоне ожидая, когда одна из них обратится к нему. Незнакомец был коренаст, невысокого роста со смуглой кожей и совершенно лысой головой. На лице незваного гостя тоже не было никаких признаков растительности, такая внешность в совокупности с глубоким, подобострастным поклоном, выдавало в мужчине – раба. В то же время, для невольника он был очень хорошо одет: подол его хитона из выбеленной ткани с вышивкой по подолу, спускался ниже колен, перекинутый через плечо тёмно-синий гиматий подхваченный на талии широким кожаным ремнём лежал ровными складками, обут мужчина был в добротные кожаные сандалии. В руке неизвестного Федра разглядела свиток: «Это чей-то посланник», – догадалась она, – «но кто его пустил на верхнюю террасу?» Первой мужчину узнала Галена:

– Госпожа, это же Зел!

– Зел?

– Пестун ваших сыновей. Он уехал с ними в Афины семь лет назад…

– Ну как же… Я помню Зела! Как он изменился! – и обращаясь к согнутому в поклоне рабу сказала, – Это ты Зел? Я не узнала тебя.

– Да госпожа, это я – Зел, ваш преданный раб, – мужчина распрямил спину, но плечи его так и остались поникшими, а голова опущенной, – я привёз вам послание от господина, – он вытянул руку со свитком вперёд.

– Пусть Клития сходит и примет свиток, – сказала Галена.

– Нет, я сама за ним спущусь, – ответила Федра и подхватив подол платья поспешила к лестнице.

– Я с вами, госпожа, – кинулась за Федрой пожилая служанка.

Взяв свиток из рук Зела, Федра спросила:

– Передал ли твой господин, что-нибудь на словах?