Прокатило и во второй раз, почти так же, как с людьми Армана. Правда, самому досталось чуть больше, но к ссадинам, кровоподтёкам и ранам Ши не привыкать. Заживут. Подобные легко заживают. Без следа. Он давно присмотрел надёжное местечко, где можно чуть-чуть отсидеться, прийти в форму. Ну а потом…

«Потом» оказалось абсолютно неожиданным. Даже не рассматривалось, не рассчитывалось. Заранее никак не предугадывалось.

Потому и застыл. Банально. Не поверил глазам.

Кира?

После того, как Кира очнулась и открыла глаза, намного светлее не стало. Темнота наползала со всех сторон. Студёная темнота. Кира чувствовала, как она медленно проникала внутрь и вымораживала, а жизнь вместе с дыханием выходила наружу, клубилась возле рта лёгким туманом.

Пол, на котором Кира сидела, был твёрдым и ужасно холодным. Как и стена под плечом. Кажется, кирпичная. Во всяком случае так определялось наощупь. Но если бы не шершавости и неровности, Кира решила бы, что та построена из кусков льда.

Где она? Под землёй? Кира ещё раз ощупала пол рядом с собой и стену, а потом протянула руку в темноту неведомого пространства. Медленно и осторожно. Каждое мгновенье опасаясь наткнуться на то, что отыскать бы совсем не хотелось. Воображение, словно издевалось, выдавая жуткие версии: мёртвое тело, непонятную мерзкую слизь, неведомую тварь.

Нет. Только пустота и густой мрак.

А если подняться на ноги и пройтись? Хотя бы вдоль стены, не теряя ориентира.

Наверное, Кира так и поступит. Вот сейчас. Через минуту. Или через пять.

«Надо подняться», ‒ повторяла она про себя, но осуществить задуманное никак не получалось. И без того сплошная неизвестность, не хотелось, сдвинувшись с места погрузиться в неё ещё глубже. Ведь неясно, что ждёт впереди. Вдруг станет ещё хуже, чем теперь.

На что Кира решилась, так это запрокинуть голову и посмотреть вверх.

В вышине рисовались блёклые штрихи света. Скорее всего, в потолке располагался люк, закрытый решёткой с толстыми прутьями. Для вентиляции. Или для слива воды.

Если для воды, то…

Нет. В Кириной темнице было холодно, но сухо. А что там наверху? Может, улица, а может, другое помещение, тоже не слишком светлое. Прорывающееся сквозь прутья решётки тусклое сияние разгоняло мрак только возле самого потолка. Дальше властвовала тьма, и внутри неё Кира чувствовала себя не материальным телом, а сгустком ощущений, комком нервов. Она, словно заворожённая, смотрела вверх, будто надеялась, что под воздействием её умоляющего взгляда расстояние сократится, потолок опустится, и она сможет выбраться наружу.

Шея затекла. И всё. Больше никаких результатов. Но неожиданно перекрестья решётки вычертились резче. Поток света усилился, пробил мрак до самого пола, и…

Лучше бы так и оставалось темно. Лучше бы. Потому что в блёклом луче Кира увидела их. Тех существ, что приволокли её сюда.

Они выглядели почти как люди. Вот именно, почти.

Кожа бледная, даже не белая, а словно прозрачная, и сквозь неё отчётливо проступают тёмные линии сосудов. Губ будто бы и совсем нет, никак не выделяются, лишь толстым чёрным штрихом над острыми подбородками прорезь рта. Глаза навыкате и тоже белёсые, подёрнутые мутью. Как у слепых. Вместо волос короткая редкая щетина, которая покрывает и лоб, и щёки. Она даже на пальцах растёт.

Кира не видит её сейчас, но хорошо помнит по тому моменту, когда худые руки тянулись к ней, чтобы схватить. Неестественно худые, чем-то напоминающие лапки насекомого. Даже пальцев на них вроде бы не пять, как у людей, а меньше.

Вместо одежды на существах грязные лохмотья, местами разодранные до нитей. Они свисают паутиной, колышутся и, кажется, вытягиваются всё длиннее. Сейчас опустятся до пола и поползут к Кире, чтобы опутать ловчей сетью. Но она и так уже можно считать, что поймана, от ужаса с места не в состоянии сдвинуться. Да и есть ли смысл в движении. Пространство замкнуто, не сбежать.

И совсем непонятно откуда в нём взялся ещё один человек. Его точно не было. До последнего момента. Он словно только что родился прямо из тьмы ‒ внезапно оказался между Кирой и тварями. Стоял неподвижно, ноги чуть расставлены, голова наклонена вперёд. Руки расслабленно висят вдоль боков, ладони сжимают кинжалы, и тусклые блики знакомо играют на тонких лезвиях.

Он? Тоже он? Здесь? Сейчас? Невозможно. Почему?

Взмах руки, и кинжал, словно чёрную ткань, рассёк темноту. Та разлетелась лоскутами, в глаза ударил свет. И Кира проснулась.

Она не сразу поняла, где она и что с ней. Страх ещё несколько мгновений сжимал сердце, рождая смятение и нервный трепет в груди, но потом отодвинулся, когда сквозь кошмар сна стали проступать привычные вещи: веранда загородного дома, цветочные вазоны на её перилах, расцвеченный осенними красками участок.

Данька спокойно спал в коляске, а Кира, похоже, задремала в деревянном кресле, укачивая его, и ей приснилось…

Что же ей приснилось?

Темнота, отчаяние, холод, от которого Кира поёживалась до сих пор. Хотелось завернуться в тёплый плед, отхлебнуть горячего чая, отогреть замёрзшие пальцы, сжимая кружку с ним. Но больше всего хотелось уверенности. В том, что рядом окажется кто-то, способный поддержать и защитить. От любого. Даже самого невероятного и необъяснимого.

Сон не отпускал. Несмотря на сверхъестественность и причудливость он казался реальным. Пробудившееся воспоминание, слегка преобразованное сознанием. То, что действительно случилось когда-то. Он не таял, как обычно происходило с другими снами, а постепенно вытягивал из глубин памяти всё новые и новые подробности, выстраивал их последовательно и логично.

Уже Данька проснулся, и Кира его кормила, и делала что-то ещё, почти не задумываясь, на автомате. Потому что мыслями целиком овладели воспоминания. Теперь они проступали сквозь привычные вещи, становились всё более чёткими, усиливали понимание: это действительно был не просто сон. И Кира поинтересовалась у мамы, когда они находились вдвоём в комнате.

Ещё с ними был Данька, но его ведь можно не считать. Как участника разговора. Кира сидела на диване с сыном на руках, а мама гладила детские вещи.

‒ Мам, слушай. Когда мне было лет пятнадцать, ничего такого не случалось? Я никуда не пропадала?

Та застыла на середине движения, а потом медленно развернулась, внимательно посмотрела на дочь.

‒ Почему ты вдруг спрашиваешь? ‒ в голосе не чувствовалось ни особой тревожности, ни испуга, лишь чуть-чуть проявилась насторожённость, и Кира сама сделала вывод.

‒ То есть пропадала. Да?

Мама согласно кивнула, но выкладывать подробности не торопилась. Хотя прекрасно видела, что Кира их ждёт. А потом всё-таки решилась.

‒ Тебя не было всю ночь. Мы сами бегали по знакомым, по улицам, тебя искали. ‒ На мамино лицо будто бы легла тень, чётче обозначила морщинки. ‒ В полицию сообщили. Они тоже искали.