Я распахнула дверь, выпрыгнула из почти уже остановившегося поезда и что было сил побежала к дороге, стараясь не упасть в темноте.

Дороги я достигла вполне благополучно. Выйдя на нее, я пошла в ту сторону, где, по моим расчетам, находился местный вокзал.

Слева от меня были хорошо видны огни покинутого мной поезда. Он все еще стоял на месте.

Сзади засверкали автомобильные фары. Я подняла руку. Старенькая «Волга» ГАЗ-21 остановилась прямо посредине проезжей части, поравнявшись со мной.

– До вокзала подбросите? – спросила я, наклонясь к приоткрытому окну. – Я заплачу, – добавила в темноту, не получив ответа.

После этого уточнения в машине что-то зашевелилось, щелкнуло, скрипнуло, и дверь открылась.

– Садись, – разрешил водитель, судя по голосу, довольно пожилой мужчина.

Я села в машину, не без труда захлопнула дверь, и мы поехали.

– Издалека будешь? – поинтересовался водитель.

– Издалека, – нарочито сухо ответила я, чтобы избежать дальнейших расспросов.

Водитель оказался человеком понятливым: минуту мы ехали молча.

– Далеко еще до вокзала? – спросила я в свою очередь.

– Минут через десять доберемся – незлобиво отреагировал водитель.

С каждой минутой все более актуальным становился вопрос: чем расплачиваться за извоз? У меня в сумочке были рубли, но немного. Были и доллары, но в крупных купюрах.

Что касается местной, казахстанской, валюты, то я, признаться, даже не знала ее точного названия. Что-то вроде «таньга» или «тенге». Черт ее знает.

– Извините, не могли бы вы оказать мне одну любезность, – обратилась я к водителю.

– А что такое? – насторожился тот.

Как бы не напугать его своими валютными сложностями. Кто их тут знает, может быть, у них за валюту сажают, как при советской власти? Надо бы с ним как-нибудь помягче.

– Простите, а как вас зовут? Меня Татьяной.

– Петром Иванычем, – буркнул водитель, – а что?

– Петр Иваныч, – начала я как можно задушевней, игнорируя его вопрос, – вы не подскажете, где сейчас можно поменять доллары на ваши деньги?

– Где угодно, только зачем тебе их менять? – удивленно спросил Петр Иванович.

Вопрос, конечно, интересный.

– Ну, чтобы с вами, например, расплатиться.

– Я и долларами возьму, – последовал быстрый ответ.

– И сколько?

– Пару бы.

Я замолчала, обдумывая предложение. Мелочи у меня не было. Петр Иванович, видимо, воспринял мое молчание как нежелание платить такие бешеные деньги.

– Да и одного хватит, – снизил он ставки.

– А рублями можно?

– Можно.

В это время мы въехали на небольшую площадь, расположенную, как я догадалась, перед вокзалом. А точнее, это был небольшой вокзальчик. Торговаться было некогда. Лишнего времени у меня не было.

– Петр Иванович, у меня к вам такое предложение: я вам даю сто долларов, вы идете, покупаете мне кое-что, долларов на пятьдесят, не больше, а сдачу берете себе. Идет?

– Идет.

Я дала ему сотню и осталась ждать в машине.

Петр Иванович вернулся через пять минут, а еще через минуту мы расстались с ним навсегда, чрезвычайно довольные друг другом.

Я вошла в полупустое здание вокзала и сразу направилась к кассе.

– Девушка, мне нужен один купейный билет до Тарасова, – с этими словами я положила перед кассиром, казашкой лет тридцати, банкноту в сто долларов.

– Мы доллары не меняем, – на хорошем русском языке заявила она, с интересом посмотрев на меня.

– А вы и не меняйте, вы мне билет дайте, сейчас поезд подойдет.

– Я не могу вам сдачу дать.

– Сдачу оставьте себе.

У кассира глаза медленно полезли на лоб. Билет едва ли стоил половину этой суммы. А ее собственная зарплата вряд ли составляла половину от этой половины. Соблазн был слишком велик, а риску никакого.

Я была уверена, что кассирша запомнила меня как следует.

Получив билет, я вышла на платформу, прошла по ней и спряталась в кустах за платформой.

Через пару минут на станцию одновременно прибыли оба поезда.

Еще через три – я, лежа на верхней полке плацкартного вагона, провожала глазами уплывающее вдаль здание вокзала.

* * *

Пора обдумать не спеша свое непростое положение. Все мои поступки за последние тридцать шесть часов – это полуинстинктивные отчаянные действия, направленные на сохранение собственной шкуры.

Сейчас, когда непосредственной опасности для жизни на какое-то время нет, необходимо найти объяснение всему происшедшему и разработать более-менее осмысленный план дальнейших действий.

В первом приближении ситуация может выглядеть следующим образом: существует некая законспирированная организация, созданная скорее всего на основе бывшего советского КГБ, включающая в себя как минимум его российскую и казахстанскую части. Причем российская часть, в свою очередь, состоит тоже как минимум из московской и тарасовской частей.

Одним из видов деятельности этой организации, достоверно мне известным, является транспортировка наркотиков в Россию, осуществляемая одной или несколькими группами сотрудников поездных бригад под прикрытием бывших или скорее всего действующих сотрудников спецслужб обоих государств.

Прикрытие это достаточно мощное и беззастенчивое в выборе средств. Пример Субботина и мой собственный это достаточно ясно демонстрирует. Причем можно ожидать, что в Казахстане эта организация имеет большее влияние, чем в России. В пользу такого предположения говорит то обстоятельство, что для подробного выяснения роли моей скромной персоны меня везли из России в Алма-Ату. Субботин тоже был убит именно там.

Можно предположить, что подобная бесцеремонность обеспечивается в Казахстане не только на уровне спецслужб, но и, возможно, на уровне политического руководства.

Все это свидетельствовало о том, что мое положение достаточно серьезно, и полагать, что я, как колобок, и от дедушки ушла, и от бабушки ушла, по меньшей мере наивно. Меня уже интенсивно разыскивают, а разыскав, церемониться не будут.

Волей во многом от меня не зависящих обстоятельств я оказалась носителем информации, крайне опасной для этой организации, и она приложит всю свою немереную мощь для того, чтобы избавиться от меня раз и навсегда.

Дома мне тоже нет спасенья, Фалин, я полагаю, уже извещен о моем побеге.

Все вышеизложенное можно занести в пассив. А что же в активе?

Безусловно, то, что, лежа на полке плацкартного вагона, я со скоростью сто километров в час удаляюсь в направлении прямо противоположном тому, где меня будут первое время искать.