– Хотите сказать, наша затея обречена на провал?

– Я вполне это допускаю, господин Ковальский. Его будет очень непросто разговорить, – Ратцингер помолчал и добавил: – Давайте мы сделаем так: вы будете делать пояснения по части психологии и поведения этого индивида, а я буду вводить вас в курс дела касательно Ордена?

– Меня устраивает такой расклад, – коротко ответил Ковальский и шикнул на Ратцингера, призвав сосредоточиться на допросе.

– Суд сжалится над тобой, – продолжал давить Ряховский, – если ты выдашь нам ваши дальнейшие планы касательно взрывов в столице. Ты сам сказал на нашей прошлой встрече, что будут еще теракты.

– Ваш суд для меня ничто! – гаркнул сеттит. – Но суд Повелителя для меня важнее всего. И я не подведу его, не предам.

– О ком ты говоришь?

– Ты сам знаешь, о ком я. О том, кто должен владеть всеми нами по праву. Кому мы служим всем братством. Ради него мы пойдем на все.

Сет…

Эта мрачная фигура египетской мифологии уже не раз всплывала за сегодняшний день. На несколько секунд Ковальский перестал слушать Ратцингера и вместо этого задумчиво глядел перед собой. Его удивляло то, как легенда о братоубийстве заставила целую группу людей фанатично следовать за её главным фигурантом.

– Члены братства полностью оставляют свою прошлую жизнь, – пояснил потомственный немец. – Они должны отречься от нашего мира, чтобы полностью отдаться служению своему повелителю.

Ковальский очнулся от собственных мыслей и строго посмотрел на Ратцингера:

– На что они готовы ради него?

– Как он и сказал, на все. Даже на самоубийство, если оно совершается ради достижения поставленной цели. Этим отчаянным людям нечего терять.

Террористы-смертники – начальника это не обрадует…

Тем временем Ряховский продолжал допрос. Он перепробовал все способы: вопросы-ловушки, уговоры, предложения сделки, даже рискнул прибегнуть к угрозам. Сеттит был непреклонен и лишь смеялся над попытками федерала получить у него информацию. Ковальский никогда не видел Ряховского в таком состоянии: у него ходили желваки, на виске вздулась вена, начальник едва ли не скрежетал зубами. Он привык, что при одной только демонстрации красных корочек ФСБ подозреваемый уже трясся от страха и все выкладывал практически с двух оборотов. Но сейчас они наткнулись на крепкий орешек.

Наконец Ряховский взял тайм-аут: ушел в дальнюю часть комнаты, ближе к двери, прислонился к стене, скрестив руки на груди, и стал сверлить подозреваемого взглядом.

– Для чего вы все это делаете? – прервала молчание Марго.

– О-о-о-о, – протянул культист. – Отродье заговорило? А я думал, этот горе-следователь тебе язык вырезал, чтобы выбить из тебя правду. У них такое вполне может случиться.

Ковальский видел, как Марго стиснула кулак под столом, но сдержалась. Как ему показалось, это не укрылось и от сеттита.

– Он их обоих задирает, сбивает с толку, – сказал Ковальский Ратцингеру. – Он прекрасно понимает, что нам реально нечем на него надавить, и пользуется этим. Мы не знаем его имени, адреса проживания, прописки, гражданства. Ничего.

– Как я вам и говорил, сеттиты полностью оставляют прежнюю жизнь. Вплоть до своих семей и имен.

– Почему он так к ней обратился? Они же даже не знакомы!

– Как я уже говорил, в рядах Ордена женщин нет и путь им туда заказан.

Ковальский слушал его вполуха. Краем глаза он вовремя успел увидеть, что на лице сеттита изменилось выражение. Как будто он узнал Маргариту и сам этому удивился. Но то было всего мгновение, поэтому Ковальский не мог ручаться, что был прав. В любом случае сеттит сейчас смотрел на Марго совершенно иначе. Издевка никуда не делась, но с ней он заговорил куда охотнее, чем с Ряховским.

– Это жертва… – проговорил наконец плененный сеттит. В его голосе звучала гордость.

– Жертвоприношение то бишь? – уточнил Ряховский. – Зачем? Запугать всех нас?

– И это тоже, – сеттит наклонил голову набок в знак согласия. – Но человеческие жизни для нас мало что значат. Это подношение нашему Повелителю.

– Почему именно вокзалы? – не отступалась Марго.

– Массовое скопление людей. Массовая жертва. Мы очень преданны нашему Хозяину и рады восхвалять его величие. А оно требует соответствующих жертв.

– Кто такой бубновый король? – задала следующий вопрос Маргарита, имея в виду строку стихотворения.

– Я не знаю, о чем вы.

– Может, это ваш повелитель? – спросила Марго. – Его назвали бубновым королем?

– Мне это словосочетание ни о чем не говорит, – покачал головой сеттит.

– Вы или ваши сподвижники были на квартире моего отца на Большой Рижской улице, дом семнадцать?

– Впервые слышу этот адрес.

– А имя Владимира Романова?

Сеттит демонстративно задумался, а потом наигранно изобразил, как будто его осенило.

– А-а-а-а, так ты его дочурка? Как мило с твоей стороны присоединиться к этой компании остолопов. Тебе с ними явно будет интересно во всем этом поучаствовать.

Маргарита сделала вид, что не слышала его слов, и спросила:

– Что в вашей религии означает зеркало? Мы нашли знак вашего Ордена на стене в квартире моего отца. Значит, ваши люди там все-таки были.

– Зеркало – это связь с другим миром, – проговорил сеттит, откинувшись на спинку стула, который жалобно под ним застонал. – Так наши жрецы общаются с Повелителем.

Ковальский приподнял брови и повернулся к Ратцингеру:

– Это правда?

– Вполне. Поверье о магической силе зеркал как окон в потусторонний мир пошло именно от древних египтян. Во все времена родственникам усопшего хотелось иметь способ общаться с родичем из могилы. На помощь приходили зеркала. Однако во времена Древнего Египта невозможно было изготовить то, что мы привыкли называть зеркалами сегодня. Вместо этого они использовали полированные до зеркального блеска листы металла.

– Значит, их повелитель мертв?

– Уже много веков как. Если исходить из версии, что теория об Эре богов правдива, разумеется.

Они снова обратили свое внимание на допрос культиста.

– Мой отец тоже с ним общался, хотите сказать?

– Не исключаю.

– А пятиконечная звезда? – Марго положила на стол фото символа с пола в комнате её отца. – Что она для вас значит?

– Подобный знак не используется нашими людьми, – отмахнулся сеттит.

Маргарита обескураженно замолчала. Куда они с Ряховским ни пытались тыкнуться, везде упирались в стену. Она взглянула на Альберта, но тот лишь мрачно покачал головой. Глядя на все это, культист рассмеялся.