На этом же Пленуме ЦК были приняты и ряд важных кадровых решений. Во-первых, кандидатом в члены Президиума ЦК вновь стал глава украинского правительства Владимир Васильевич Щербицкий. Во-вторых, еще одним секретарем ЦК был избран главный партийный орговик Иван Васильевич Капитонов. И, наконец, в-третьих, была принята отставка Анастаса Ивановича Микояна, который, исполнив новую норму партийного устава, достигнув 70-летнего возраста, самолично[99] подал прошение об уходе на пенсию с поста «президента» страны. Вместо него Пленум ЦК рекомендовал избрать новым председателем Президиума Верховного Совета СССР Николая Викторовича Подгорного, которого одновременно освободили от должности секретаря ЦК.

Что касается А. И. Микояна, который являлся старейшим членом высшего партийного руководства, став кандидатом в члены Политбюро ЦК еще в июле 1926 года, то его уход из «большой политики» был в принципе давно ожидаем. Однако он был обставлен весьма корректно, поскольку, во-первых, вплоть до конца марта 1966 года, то есть до формирования новых руководящих органов партии по итогам XXIII съезда КПСС, он оставался членом Президиума ЦК; во-вторых, вплоть до конца февраля 1976 года он также оставался членом ЦК, в состав которого впервые вошел еще при В. И. Ленине в апреле 1922 года; и, наконец, в-третьих, вплоть до июня 1976 года он остался и членом Президиума Верховного Совета СССР. Поэтому совершенно не случайно еще при жизни А. И. Микояна родилась знаменитая и едкая поговорка «от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича».

Что касается Н. В. Подгорного, то здесь мнения мемуаристов и историков разошлись. Одни из них, в частности Р. А. Медведев и И. Г. Земцов[100], уверяют, что новый пост позволил ему существенно укрепить свои позиции в высшем руководстве страны и получить пусть во многом формальный, но все же контроль за работой Совета Министров СССР, с главой которого «он имел частые разногласия ввиду разных взглядов на экономическую политику». Однако большинство авторов более обоснованно говорят о том, что, получив чисто церемониальный пост главы советского государства, Н. В. Подгорный окончательно потерял все остатки своего былого влияния в центральном партийном аппарате, где роль второго секретаря ЦК вновь перешла к М. А. Суслову, который по традиции вел все заседания Секретариата ЦК. Тем не менее сам Н. В. Подгорный продолжал необоснованно претендовать на равную власть в правящем «триумвирате», который пришел к власти в октябре 1964 года.

Кстати, в том же декабре 1965 года состоялось еще одно крайне важное кадровое назначение на пост начальника Управления делами ЦК КПСС, в ведении которого находилось все имущество и все денежные средства партии. Как уверяет Л. М. Млечин, А. Н. Шелепин настаивал, чтобы этот пост занял заместитель главы Управделами Грант Тигранович Григорян[101]. Однако по настоянию Л. И. Брежнева, поддержанного членами Политбюро, на этот пост был назначен его однокашник по Каменскому (Днепродзержинскому) металлургическому институту Сергей Георгиевич Павлов, который просидит в этом кресле вплоть до сентября 1983 года. Забегая вперед, скажем, что много позже, в октябре 1991 года, после запрета КПСС, он так же, как его преемник на этом посту, Николай Ефимович Кручина, уйдет из жизни таинственным образом, «случайно» выпав из окна своей цековской квартиры.

2. Обострение борьбы в верхних эшелонах власти в 1966–1970 гг

Январь 1966 года ознаменовался визитами двух партийно-государственных делегаций за рубеж. Первая в составе Л. И. Брежнева, министра иностранных дел А. А. Громыко, министра обороны Р. Я. Малиновского и Первого секретаря ЦК Компартии Казахстана Д. А. Кунаева, носившая официальный характер, направилась в Улан-Батор на XV съезд Монгольской народно-революционной партии по личному приглашению ее вождя Юмжагийна Цэдэнбала. А вторая в составе А. Н. Шелепина, Д. Ф. Устинова и первого заместителя главкома РВСН генерал-полковника В. Ф. Толубко отправилась с секретной миссией в Ханой для переговоров с Хо Ши Мином по вопросам военного сотрудничества и военных поставок.

Как позднее вспоминал видный советский дипломат, который тогда был заведующим Отделом Юго-Восточной Азии МИД СССР, Михаил Степанович Капица[102], оба этих визита проходили на фоне оголтелой кампании в западных СМИ, которые чуть ли ни в ежедневном режиме «подбрасывали вымыслы о том, что А. Н. Шелепин намеревается отстранить Л. И. Брежнева от власти и стать во главе партии и государства». Вспоминая о тех давних событиях, он писал, что теперь ему «в голову приходит мысль, что эти одновременные поездки не были случайными. Л. И. Брежнев, который побаивался А. Н. Шелепина, не хотел оставлять его в Москве в период своего отсутствия», хорошо помня о том, как они вместе устраняли Н. С. Хрущева во время его отсутствия в Москве в злосчастном октябре 1964 года.

Между тем по пути из Ханоя в Москву шелепинская делегация сделала промежуточную остановку в Иркутске, чтобы подождать прилета из Улан-Батора брежневской делегации. Тогда-то состоялась знаменитая «вечеря», во время которой А. Н. Шелепин жаловался Л. И. Брежневу на то, «что на него, дескать, возводят напраслину, что он вовсе не стремится узурпировать власть и стать руководителем партии и государства, что он искренне поддерживал и поддерживает Леонида Ильича…».

На таком вполне благоприятном фоне как для самого Л. И. Брежнева, так и для всей его команды, началась непосредственная подготовка к XXIII съезду КПСС, решение о созыве которого было принято на сентябрьском Пленуме ЦК 1965 года. Однако совершенно неожиданно эта «идиллическая картина» была изрядно подпорчена двумя письмами на имя Первого секретаря, которые в историографии принято называть «Письмо 25-ти» и «Письмо 13-ти».

Первое «Письмо», датированное 14 февраля 1966 года и адресованное лично Л. И. Брежневу[103], было подписано действительными членами Академии Наук СССР, в частности пятью физиками — П. Л. Капицей, Л. А. Арцимовичем, М. А. Леонтовичем, А. Д. Сахаровым, И. Е. Таммом и двумя историками — С. Д. Сказкиным и И. М. Майским, семью членами Союза писателей СССР — К. Г. Паустовским, К. И. Чуковским, В. П. Некрасовым, В. Ф. Тендряковым, В. П. Катаевым, С. Н. Ростовским и Б. А. Слуцким, семью членами Союза театральных деятелей и Союза кинематографистов СССР — О. Н. Ефремовым, Г. А. Товстоноговым, И. М. Смоктуновским, М. М. Плисецкой, А. А. Поповым, М. И. Роммом и М. М. Хуциевым и четырьмя членами Союза художников СССР — П. Д. Кориным, Ю. И. Пименовым, С. А. Чуйковым и Б. М. Неменским.

Второе же «Письмо», датированное 25 марта 1966 года и адресованное Президиуму ЦК[104], было подписано двумя действительными членами АМН СССР — П. Ф. Здрадовским и В. М. Ждановым, четырьмя членами Академии Наук СССР — А. Н. Колмогоровым, Б. Л. Астауровым, А. И. Алихановым и И. Л. Кнунянцем, тремя членами Союза писателей СССР — С. С. Смирновым, И. Г. Эренбургом и В. Д. Дудинцевым, народным артистом СССР И. В. Ильинским, композитором В. И. Мурадели, кинорежиссером Г. Н. Чухраем и историком-большевиком И. М. Никифоровым.

Основной смысл этих откровенно провокационных и по сути истерических посланий, в которых содержался весь традиционный набор самых лживых и кондовых антисталинских хрущевских постулатов, состоял в том, что якобы в «последнее время в некоторых выступлениях и в статьях[105] (каких именно — совершенно не понятно — Е. С.) наметились тенденции, направленные на частичную или полную реабилитацию Сталина, на пересмотр решений XX и XXII съездов