— Я с удовольствием прерву свои колдовские процедуры и окунусь в ваши проблемы.

Юморной дядька, да?

— Иванова Татьяна Александровна.

— Табличка на двери.

— Я видела. Вот и познакомились.

— Не тяните кота за я… простите, хвост.

— Говорят, у вас большая библиотека очень древних книг.

— Говорят. Семьдесят восемь томов. Половину писали черти, половину ангелы.

— Вам приходилось когда-нибудь сталкиваться со старыми книгами, в которых содержатся сказки и легенды?

— Есть такие. И что?

— А нет ли каких-нибудь преданий о могущественных колдунах или шаманах, которые использовали гипноз?

— Почему я вас не спрашиваю: а) зачем вам это? б) не сумасшедшая ли вы, Танечка? Потому, что есть такое дело и больше всего об этом знает баба Ксеня. Она у нас местная хранительница богатого наследия. Ее телефона вы ни в одной газете не найдете, потому как нет у нее его. А люди постоянно к ней идут — дверь не закрывается.

Когда придете в гости, избегайте смотреть в глаза старушке, а то закодирует — дорогу домой не найдете. — Он черканул адрес.

— Спасибо.

— Войдете в запой — приходите, буду рад.

Я пулей вылетела прочь. Ощущение от беседы такое, будто тебя накачивают адреналином и лошадиными дозами аскорбиновой кислоты, после чего работоспособность увеличивается втрое.

Как, оказывается, неудобно без машины. Постоянно приходится ловить колеса, и ни в коем случае не сиреневый «ВАЗ-2109».

Дом я искала неприлично долго. Ветхое деревянное строеньице стояло почти на самой вершине холма и щедро прогревалось солнцем.

Потемневшая от времени калитка оказалась заперта. Пришлось колотить по доскам, так как звонка не было. На улицу выбежала стройненькая черноволосая девушка лет шестнадцати.

— Вам кого?

— Баба Ксеня дома?

— Нет. Три дня как в больнице лежит.

— А что с ней?

— Избили ее.

— Что?!

— Напали и избили.

— И в какой она больнице?

— Шестая городская.

— Спасибо.

Я развернулась на сто восемьдесят и побежала ловить машину.

В больницу влетела, как тигрица в овчарню.

Выпотрошила сведения из дежурной медсестры и понеслась в палату.

Сухонькая бабулька с перевязанной головой безмятежно дремала на кровати у окна, несмотря на громкую болтовню трех соседок помоложе.

Медсестра вцепилась в меня уже в палате:

— Вы к кому? Почему на вас нет халата?

Обсуждение последней серии мексиканского телевизионного наркотика было столь бурным, что ни мое появление, ни замечания штатного сотрудника больницы, адресованные посторонней персоне, то есть мне, не смогли прервать оживленного общения. Даже обидно как-то.

Я извинилась, дала денежку и спросила, давно ли спит воо-он та бабушка.

— Как привезли, так и спит. Проснется, дела свои сделает и снова спать.

— А лечащего врача можно увидеть?

— Он в ординаторской. Петров Иван Абрамыч.

Иван Абрамыч! Чего только на свете не бывает.

Доктор оказался приятным мужчиной, с постоянно блуждающей грустной улыбкой.

— Будет жить. Препараты ей достают отменные. Она целитель с большой буквы.

— А что случилось?

— Какие-то подонки ворвались в дом. Ударили чем-то тяжелым по голове, все перерыли и скрылись.

— Ас ней можно поговорить?

— Только не долго. Возраст все-таки.

Я вернулась в палату и под наблюдением медсестры разбудила бабу Ксеню.

— Ты ко мне, внученька? — заголосила она на всю палату.

— Опять сумасшедшая проснулась, — услышала я за спиной.

Откуда в таком человечке столько мощи.

— Да, бабушка.

— Заболел кто?

— Нет. Мне Инокентьев посоветовал к вам обратиться.

— А? — не расслышала старушка.

— Мне про вас Инокентьев рассказал!

— Гаврюшка?! Помню, как же!

Так, напрягая связки, я вместе с целительницей заглушила неистовый бабий треп.

— Как тебя зовут, внучка?

Представляться Татьяной Александровной было как-то неловко.

— Татьяна.

— Что болит, Танечка?

— Все в порядке. У вас-то как здоровье?

— Ох, как два дня голова болела. Недобрые люди пробили. А сейчас-то хворь уходит. Вот посплю еще денек-другой и домой поеду.

— Я только оттуда. Девушка со мной разговаривала, черненькая, высокая.

— Внучка, — улыбнулась баба Ксеня.

— Вы какие-нибудь старые предания знаете?

— Сказки, что ли?

— Сказки, — подтвердила я, — про большеголового карлика.

Болтавшие до этого бабы вдруг заткнулись.

Бабушка поперхнулась.

«Клюет! Клюет!» Я замерла в ожидании.

— Большая голова. Да вот вам большая голова. — Бабулька ткнула пальцем себе в лоб и скрипуче расхохоталась.

Я обмякла.

— Старая это сказка.

Вот так да!

— Так вы знаете?

— Знаю. Только не сказка это, а быль.

Дверь в палату быстро открылась, а затем снова захлопнулась. Стало попрохладней.

«Кто-то заглянул», — подумала я.

— А не помню я уже ничего. Старая стала.

— Но вы ведь сказали, что знаете.

— Зачем тебе такие страсти?

— Надо очень, баба Ксеня.

— Ну раз надо… — Она, кряхтя, села на кровати и туг же схватилась за голову.

— Что с вами?

— Болячки мне покоя не дают. Всю жизнь людей от хвори избавляю, а сама больна, ой больна. Я тебе помогу, а ты мне, — черные глазки впились в меня.

Первым делом я подумала про лекарства, но оказалось, что нужна услуга несколько иного рода.

— Хорошо, баба Ксеня.

— Сейчас я тебе записку напишу, на тот случай, если внучки еще не успели убраться у меня дома. А если никого не будет, сама встанешь на пороге входной двери лицом внутрь и выдернешь из пола вторую доску слева. В тайнике найдешь большую книгу. Сама ты в ней ничего не поймешь, придется ехать в Элисту к внуку того, кто оставил ее мне на хранение.