закона, что и было на самом деле. Лозунгов мы не выкрикивали, иностранных корреспондентов не звали (впрочем, может, это Храмов все подпортил?), за границу ехать не так чтобы рвались, власть свергать не призывали, все были трезвые и не буйные, ментам не сопротивлялись… В конце концов, на улицах Москвы очень часто по воскресеньям шумные большие компании устраивают танцы, посиделки и пьянки. У нас же вместо бутылок были картины, что тоже не противоречило моральному облику строителя коммьюнизьма. Коммунизм и коммуны, кстати, были скорее характерны для нас, а не для их расслоенного общества бюрократов и их подданных, почти крепостных.

Выезд на Клязьму

Никто не знал, куда мы едем и что там будем делать. Ну, решили и выехали. Помню очень молодого, веселого, громкого и борзого Рому Албана с темными волосами, который один год тогда и был на тусовке, а потом куда-то запропастился. Ехало человек 30, если не ошибаюсь. По дороге, слава богу, никто к нам не привязался – ни контролеры, ни менты, ни урлы, так что доехали весело и спокойно. И бесплатно. Это было святое. Место называлось Пирогово (почти Комарово, как у Скляра[15]). Ни еды толком с собой не припасли, ни выпивки. Впрочем, последняя и не пригодилась. И так почудили. Во что-то типа футбола или фрисби поиграли, погуляли, посидели, поболтали. Но главная идея созрела, когда на речке увидели привязанные лодки. Отцепили одну, разделись догола (одни мальчики, к сожалению), искупались, залезли в лодку и под дружный смех и улюлюкание поплыли с одним веслом. Потом то ли весло выронили, то ли не справились с управлением, сидя впятером или больше, но вынесло нас «на люди». Мы привлекли внимание отдыхающих не только тем, что громко ржали, визжали и кричали, но и тем, что были в чем мама родила. Волосатые дикари. Хипповать так хипповать! И тут, откуда ни возьмись, по берегу побежали серые мундиры, размахивая руками, свистя в свистки и чуть ли не хватаясь за табельное оружие. Никаких документов голые люди предъявить не могли, и денег на проезд из отделения до своих вещичек тоже не было. Этакий принудительный нудизм в общественных местах вышел. Но ничего, обошлось. И до вещей добрались, и целы-невредимы остались, и смеху было!

На Клязьме. Инга Киевская, Рома Албан и другие

Из пипл-бука: «В следующую нашу вылазку на купание в Пирогово нас тоже винтили. Герой дня был Рома Албан, в штанах переплывший реку, побывавший в ментах и так же, босиком и без рубахи, возвратившийся к нам на автобусе. Но настроение было отличное – море, не то что речка, по колено! И пели, как нельзя к месту, блюз, автором которого мы считали Криса:

По Миссисипи плывут пироги,

В пирогах хиппи, не мыты ноги.

А рядом с ними, ругаясь матом,

Плывет огромный аллигатор…

Плывите, хиппи, грудь нараспашку,

На грязном теле – следы тельняшки…»

Однако по признанию в ютубе Хана Манувахова, эту песню написал он сам с Александром Ефименко в конце 60-х, и слова там были чуть другие.

Подпольные концерты на «Соколе»

Выписываю из пипл-бука, потому что мне казалось, что этот концерт или концерты были проведены в подполье дома Маши Ремизовой, а я его помню только на «Соколе». Но, оказывается, эти розовато-охристые основательные сталинские дома там были и есть в некотором количестве. Так что запись из пипл-бука (1988) будет поточнее:

«Через несколько дней (после клязьминского купания) Билл предложил провести в подвале на Соколе андеграунд (в прямом смысле) сейшн. [Подполье было в виде капитального обширнейшего бомбоубежища на солидной глубине.] Всем идея очень понравилась, за исключением, может быть, Синоптика. Гена Саблин играл с Джанис и Димой Прониным, потом предлагал принять Иисуса в свое сердце, помолившись и взявшись за руки. Играли еще Саша Фролов из “27-го километра”, Поня, которому подпевала половина обдымленной аудитории, кто-то еще из “Пилигрима”. А под пронинское “Пойдемте собирать листья” повизжали и поорали всласть. После этого была еще пара концертов там же, но в конце нас разогнали дружинники из-за того, что сигаретный чад поднимался вверх в квартиры и удушал жильцов».

Рассуждение 2. Куда сходить? Чем развлечься?

Хоть хиппи и называли себя выспренне – «дети цветов», но в большинстве своем в ежедневном поведении, особенно между собой, когда не надо показывать свою особость, проявлялись самые обычные человеческие качества и слабости характеров, которые многих доводили до банального алкоголизма и наркомании, бессмысленного бродяжничества и полной социальной неустроенности. А когда появлялись у них дети, то это была зачастую катастрофа… Например, тот же фактурный Саша Пессимист, так красноречиво писавший о нелюбви окружающих к себе и нам, таким прекрасным и замечательным, сам просто ненавидел своего пасынка, что выражалось в любом взгляде и слове, тому адресуемом. А вообще большинство жило в своих норках, по возможности минимально контактируя с окружающим неприветливым миром. Или опять-таки испытывая себя на прочность на мучительных автостопах, с тем чтобы увидеть примерно то же самое, что они могли видеть в любом пригороде рядом с собой… Там вдали, за эти тысячи километров, их никто не ждал и смотреть было особо нечего, так как заброшенная, неухоженная столетиями страна большевицкой властью была доведена до полной разрухи, а отношения между людьми также дошли до довольно низкой ступени…

Аполлонистый Пессимист

Я был всегда против такого примитива и однобокости, тем более что начинал в истинно артистической тусовке Кроки – Сольми, где общение в кружке единомышленников и креативность были важнее и домоседства, пусть даже в обнимку с умными книжками, и постоянных разъездов без определенного смысла. Синей птицы пропал и след, но небо время от времени все-таки манит синим взмахом ее крыла…

Не стоило начинать социально протестное движение, выделяться, нарываться и прочее, если все заканчивалось тем же, чем у гопников в подворотне. То есть пьянство плюс чисто наркоманское существование было ни мне, ни многим даже тем, кто так жил, неинтересно, недостаточно и требовало не столько развлечений, сколько наполнения каким-то особым, активным занятием (с выделением адреналина) серого вещества и расширения горизонтов, черт возьми! Смысл выделяться и отгораживать себя от фальшивого мира мог быть только тогда, когда мы сами могли бы создавать ежедневное отличие от окружающего совка интеллектуальным, творческим и даже бытовым усилием. Не то чтобы все были такие креативщики, таланты и духовные подвижники, а просто сидение по флэтам с гремящим роком, косяком или вмазкой было и опасно, и неимоверно скучно. Большинство только рассуждало о каких-то крутых писателях, философах, интересных фильмах, книгах, картинах и идеях, но сами, как правило, не могли ни на что особенное разродиться, оправдываясь евангельскими словами «будьте как дети». Нас тянуло порисовать, пописать стишки, показать их, сходить куда-нибудь на выставку чего-нибудь несовкового, людей интересных посмотреть и пообщаться, проявить себя миру, с противоположным полом опять-таки где-то встретиться и потусоваться. Но где? Не на комсомольском же собрании…

Кстати, даже многие хипповые коммуны разваливались именно из-за замкнутости, монотонности и вследствие нараставшей конфликтности на чисто бытовой почве. Обособленность от неинтересного внешнего общества уютна, но без открытости к себе подобным и постоянного привлечения свежих идей и сил такая флэтовость приводит к такой же тоске… И тут бывали застой и вымирание, как у динозавров…

Идеи, как нам самим развлечься и самовыразиться, исходили из простой невозможности найти вовне что-то, что могло бы удовлетворить молодую, несерьезную публику. Это сейчас на любой вкус и кошелек концерты, клубы, интернеты, путешествия по заграницам и походы в супермаркеты. А что тогда имелось из более-менее несоветского? Не на ВДНХ же ходить любоваться свиноматками по 500 кило… Был зал Московского горкома графиков на Малой Грузинской, на вернисажи «Двадцатки»[16] и прочих объединений которого выстраивались часовые очереди. Оно, конечно, были Третьяковка и Пушкинский, в которых именно в это время стали проводиться масштабные тематические выставки. А постоянные экспозиции уже в зубах застряли. В мемориальные и экзотические музеи, типа Музея музыкальной культуры и Зоологического, не тянуло. Бывали,