были помладше, встали по обе стороны от Лавчайлд и взяли у нее образцы слюны, крови и пота, состригли прядь и проделали еще много неприятных и унизительных процедур. Но пленница даже не пискнула. Только зажмурилась, чтобы не видеть, как шарит взглядом по ее телу Бен. Он же, черт побери, был извращенцем! А она, кажется, нормальная женщина. Не должна она была ему нравиться, не должна. И аромат ее был рассчитан на обычных мужчин, которые не тащатся от того, что связанная девушка мочится у них на глазах. Во всяком случае, так Лавчайлд казалось… Ее настоящий запах остался – исчез только химически созданный аромат цветов и фруктов, которым Лавчйалд сглаживала свою истинную магию. Какие-то запахи принято считать приятными и манящими, а какие-то – просто вонью, поэтому ей приходилось хитрить.

– Я больше не чувствую от нее ничего удивительного, – покачала головой блондинка, втягивая носом воздух, так что ноздри слипались, – то есть, конечно, что-то такое присутствует… Но слишком слабо.

– А как ты думаешь, я же мылась, – огрызнулась Лавчайлд. Блондинка обожгла пленницу неприязненным взглядом.

Старшая женщина отвернулась от компьютера и смерила их обеих долгим взглядом. Каждую, по очереди, просканировала от макушки до пят, словно видела насквозь. Затем хлопнула в ладоши:

– Бен!

Парень напрягся, вытянулся в струнку, подобно гончей, почуявшей след.

– Аманда, освободи нашу милую подопытную мышку.

К Лавчайлд подошла самая младшая из женщин, та, что приносила еду, покрутила зажимы и позволила кистям и щиколоткам выскользнуть на волю. Старшая женщина сделала знак рукой, и Бен шагнул к пленнице, легко обнял ее за талию, наклонился и поцеловал. Лавчайлд собиралась отстраниться, но не успела – горячие мягкие губы прижались к ее рту, обжигающий язык скользнул внутрь… Девушка вздрогнула, тот жадный розовый зверек у нее между ног, любящий заглатывать, задрожал и начал истекать слюной в неистовой жажде прижаться к Бену и попробовать его на вкус. На периферии сознания Лавчайлд крутилась мысль, ужасавшая ее – осознание, что она обжимается с извращенцем, – но тело жило своей жизнью, инстинкты поглотили ее разум, в голове ярче неоновой рекламы вспыхивало только одно: да, да, ДА, это мужчина!

Бен толкнул ее на кушетку, но, упав на холодную клеенку, Лавчайлд плотно свела ноги: как только поцелуй закончился, возбуждение сменилось отвращением, какое у нее с первой секунды вызывал этот моральный урод. Мир снова рухнул на девушку, мозг с удивлением, словно просыпаясь, вспомнил, что вокруг серые стены, безжалостное белое освещение и запах, как в больнице. Лавчайлд поежилась, сердце ее неистово заколотилось, так что грудь заболела, и весь белый свет перестал существовать – осталась только эта оглушающая, ослепляющая боль от страха, подобного которому Ребекка еще никогда не испытывала.

– Берите у нее образец, – скомандовала старшая женщина, и Аманда с третьей, чьего имени Лавчайлд не знала, схватив пленницу за щиколотки, развели ее ноги в стороны. Не деликатничая, точно их не волновало, не вывихнут ли они похищенной девушке колено. Та больше не сопротивлялась: ждала, пока боль утихнет.

Бен усмехнулся и направился прочь. С каждым шагом, увеличивавшим расстояние между ними, боль в груди Ребекки потихоньку уменьшалась.

Наконец, у Лавчайлд взяли последний анализ – мазнув ваткой между ног – и вернули ее на приспособление, похожее на дыбу. Девушка не сопротивлялась. Она слишком ослабла от пережитого страха, чтобы даже держать глаза открытыми. Нет, не в испуге было дело. В унижении, к чему Лавчайлд не привыкла. Как только ее руки оказались зафиксированы, Ребекка закрыла глаза и провалилась то ли в обморок, то ли в сон. Ей было мерзко. Ей было стыдно. И мозг предпочел отключиться.

Когда она вновь открыла глаза, то обнаружила себя все в той же комнате, все в том же положении. Двух женщин и Бена видно не было, одна только блондинка что-то усиленно вытирала с пола шваброй, медленно огибая «дыбу» по дуге. Лавчайлд покрутила запястьями:

– Зачем это все? Думаете, я сбегу?

Носатая блондинка не ответила, продолжая что-то протирать за спиной девушки.

– Ну что ж, можешь не отвечать. Я поняла, я тут полностью лишена прав. Странно только, что вы думаете, будто добьетесь того, чего хотите, с помощью насилия. Если бы вы давали мне нормальную пищу, а лучше – по четко составленному мною меню, позволили некоторую физическую активность и, в первую очередь, прекратили распинать, как мученицу, я бы вскорости дала вам то, чего вы так хотите.

Блондинка замерла, стоя возле плеча Лавчайлд, так что та видела только затылок собеседницы.

– И что же, по-твоему, нам нужно от тебя?.. – казалось, блондинка готова была добавить нелестный эпитет, но чудом сдержалась.

– Мой запах. Единственное сокровище, которое у меня есть, я ведь девчонка из трущоб, – Лавчайлд хмыкнула. – Но я вполне вас понимаю. Если пахнуть так, как вы, подружки, трудно рассчитывать на хорошего мужчину.

Блондинка бросила швабру и встала напротив распятой Лавчайлд, сложив руки на костлявой груди. Она ждала, что пленница скажет еще что-нибудь, но та молчала. Выжидала, чтобы не спровоцировать вспышку гнева, пока так беспомощна.

– С такими сиськами… неудивительно, что ты шлюха, – злобно выплюнула блондинка, не сводя взгляда со снисходительной улыбки Лавчайлд. Пленница звеняще хмыкнула. Она не обиделась на слова белобрысой, но строгость, с которой с ней обращались, сделала Ребекку менее сдержанной, чем обычно.

– Шлюха или нет, но, по крайней мере, я могу выбирать. – Она понимала, что рискует навредить себе самой, но уставший мозг отключился, точно от водки. – А тебя трахает хотя бы Бен? Что ж, может быть. Он же знатный извращенец, вполне возможно, его заводит запах дерьма, который от тебя исходит.

Лицо блондинки исказилось, и Лавчайд с досадой поняла, что попала в точку. Ее передернуло – касания Бена вдруг показались ей еще отвратительней.

– Сука! – взвизгнула белобрысая и вскинула было руку, чтобы отвесить пленнице оплеуху, но ее остановил голос:

– Мишель!

Блондинка обернулась. Позади нее стояла старшая из женщин.

– Миз Брук…

– Она права. Мы должны дать ей нормальной еды, – миз Брук подошла к Лавчайлд и принялась освобождать ее от кандалов. – Мы отведем тебя в столовую. Там поешь. Бен тебя накормит.

Лавчайлд содрогнулась – снова Бен…

Он встретил ее улыбкой, блеском глаз – «я знал, что ты придешь». Или «знал, что тебя рано или поздно приведут ко мне». И Лавчайлд, взглянув в это молодое красивое лицо с сексуальной щетиной, вздрогнула всем телом. Повторила несколько раз про себя: «ты сможешь!»

Сможешь сдержаться, не заплакать, даже, кто знает – втереться в доверие этому дьявольскому Аполлону?

Она совсем не