Три месяца назад, действуя через посредников при императорском дворе в Киото, Сандзиро убедил императора Комэя лично подписать несколько «пожеланий», предложенных Сандзиро, и назначить его в сопровождение к императорскому посланнику, который должен был официально доставить свиток в Эдо и добиться его принятия сёгуном — «пожелание» императора, при условии, что оно попадало к тому, кому предназначалось, было крайне трудно проигнорировать. Последние два месяца он вел напряженные переговоры и, как ни выкручивались, какие отговорки ни придумывали старейшины и бакуфу, он возобладал над ними и теперь увозил с собой их письменное согласие на некоторые реформы, которые неизбежно должны были ещё больше ослабить сёгунат. Важным было и то, что он заручился их официальным согласием отменить позорные Соглашения, подписанные вопреки желанию императора, изгнать ненавистных гайдзинов и полностью закрыть для них страну, как это было до незваного появления и насильственного вторжения в их воды кораблей Перри.

— Тем временем как нам следует поступить с этими двумя глупцами, которые нарушили строй и убили без приказания? — спросил Сандзиро.

— Любое действие, которое ставит бакуфу в затруднительное положение, полезно для вас.

— Я согласен, что гайдзины вели себя вызывающе. Эти подлые черви не имели никакого права находиться в такой близости от моей особы. Мое знамя и знамя императора были в первом ряду, они ясно запрещали это.

— Так пусть гайдзины пожинают плоды того, что сами же и посеяли: никто не звал их сюда, они высадились на наши берега силой и силой закрепились в Иокогаме. С теми людьми, что есть у нас сейчас, напав внезапно, среди ночи, мы без труда уничтожили бы их Поселение и сожгли окрестные деревни. Мы могли бы атаковать сегодня же, и тогда проблема гайдзинов была бы решена раз и навсегда.

— Иокогаму мы можем сровнять с землей, если нападение будет внезапным. Но их корабли недосягаемы для нас, мы не можем уничтожить их и их пушки.

— Это так, господин. И поэтому гайдзины немедленно нанесут ответный удар. Их флот обстреляет Эдо и разрушит его.

— Я согласен, и чем скорее, тем лучше. Но сёгунат оправится от этого нападения, а после Эдо гайдзины выступят против меня и нападут на мою столицу Кагосиму. Я не могу пойти на такой риск.

— Я думаю, что разрушение Эдо удовлетворит их, господин. Если Поселение сжечь, им не останется ничего, кроме как вернуться на свои корабли и отплыть назад в Гонконг. Когда-нибудь в будущем они могут вновь появиться здесь, но тогда, чтобы построить новое Поселение, им придется высадиться на берег крупными силами. И что ещё хуже для них, им потребуются сухопутные войска, чтобы охранять его.

— Они повергли в прах Китай. Их военная машина неуязвима.

— Здесь не Китай, и мы не сладкоречивые китайцы с трусливыми сердцами, чтобы позволить этой падали выпустить из нас всю кровь или запугать нас до смерти. Они говорят, что хотят лишь одного: торговать. Хорошо, вы тоже хотите торговать, в обмен на ружья, пушки и корабли. — Кацумата тонко улыбнулся и добавил: — Я предлагаю следующее: если мы сожжем и разрушим Иокогаму — а мы, разумеется, представим дело так, будто нападение было совершено по просьбе бакуфу, по просьбе сёгуна, — то впоследствии, когда гайдзины вернутся, тот, кто будет править сёгунатом на момент их возвращения, с неохотой согласится выплатить им незначительную компенсацию, а в обмен на это гайдзины с радостью согласятся порвать нынешние позорные Соглашения и станут торговать на любых условиях, которые мы решим для них установить.

— Они нападут на нас в Кагосиме, — возразил Сандзиро. — Мы не сможем отразить их нападение.

— Наш залив опасен для кораблей, а не открыт и удобен, как в Эдо. У нас есть береговые батареи и голландские пушки, о которых никто не знает. Мы становимся сильнее с каждым месяцем. И потом, такой акт войны со стороны гайдзинов объединил бы всех даймё, всех самураев и всю страну в одну несокрушимую силу под вашим знаменем. Армии гайдзинов не могут победить на суше. Это Земля богов, боги тоже придут к нам на помощь, — воодушевленно проговорил Кацумата. Ни в какую помощь богов он не верил, в очередной раз манипулируя Сандзиро, как делал это годами. — Божественный ветер, ветер камикадзе, разметал армаду кораблей монгола Кублай-хана шестьсот лет назад, почему не теперь?

— Верно, — сказал Сандзиро. — Боги заступились за нас тогда. Но гайдзины — это гайдзины, подлости их нет предела, кто знает, какую ещё хитрость они придумают? Глупо напрашиваться на нападение с моря, пока у нас не будет своих боевых кораблей, хотя я согласен, боги на нашей стороне и защитят нас.

— Поселение гайдзинов сейчас для вас как никогда легкая добыча. Эти два юноши, ожидающие вашего приговора, указали нам путь. Я молю, чтобы вы последовали им. — Секунду он раздумывал, колеблясь, потом заговорил ещё тише. — По слухам, господин, они являются тайными сиси.

Глаза Сандзиро сузились ещё больше.

Сиси — люди высокого духа, называемые так благодаря своей храбрости и подвигам, — были молодыми революционерами, которые стояли во главе невиданного доселе выступления против власти сёгуна. Они появились недавно, и предполагалось, что число их по всей стране не превышает полутора сотен.

Для сёгуната и большинства даймё они были безумными убийцами, бешеными псами, которых следовало уничтожить раз и навсегда.

Для большинства самураев, особенно рядовых воинов, они были верноподданными императора, ведущими смертельную войну со злом, стремящимися заставить клан Торанага упразднить сёгунат и вернуть всю власть императору, у которого, как сиси с жаром утверждали, она была незаконно отнята военачальником Торанагой два с половиной столетия назад.

Для простых японцев, крестьян, торговцев, и в особенности для гейш из Плывущего Мира и домов увеселения, сиси были героями из легенд, о которых слагались песни, по которым проливались слезы, которых обожали.

Все они были самураями, молодыми идеалистами, большинство происходили из ленных владений Сацумы, Тёсю и Тоса, некоторые фанатично ненавидели иностранцев, очень многие являлись ронинами — людьми-волнами, ибо были свободны, как волны, потому что лишились своего господина или же господин прогнал их за неповиновение или какое-либо преступление, заставив бежать из родного края, чтобы спастись от наказания; другие же отправились в изгнание добровольно, уверовав в новую безумную ересь, что для самурая может существовать долг превыше долга перед своим господином или перед своим родом — долг перед одним лишь правящим императором.

Несколько лет назад растущее движение сиси стало обретать форму небольших тайных групп, всецело посвящавших себя возрождению бусидо — древнего свода упражнений и обрядов, воспитывающих в самурае самодисциплину, чувство долга, чести, умение умирать, владеть мечом и другим оружием, — искусства, о котором все давно забыли, если не считать нескольких сэнсэев, не давших бусидо умереть окончательно. Забыли, потому что два с половиной века в Японии, где раньше столетиями длилась одна непрерывная гражданская война, царил мир, поддерживавшийся жесткими законами сёгуната, запрещавшими всякие воинственные увлечения.