― А дальше? ― подбодрил его Козимо.

― А дальше умер папа, ― просто ответил Юлиус. ― И мессер Бессарион устремился в Рим, чтобы принять участие в выборах. Если бы его сделали Верховным Пастырем, полагаю, я навсегда избавился бы от своих трудностей. Но они избрали Каликста из рода Борджиа. И новый папа послал в Болонью своего племянника на место Бессариона. ― Юлиус невесело усмехнулся. ― Я не знал его, а он не знал меня. Он привез собственных секретарей. Тут начали поступать счета, и я оказался разорен. Брат Людовико знает это, потому что его семья родом из Болоньи, и они с францисканцами в те дни частенько видели папу. Константинополь пал за два года до этого. ― Он помолчал. ― Разумеется, я знал об этом посольстве. Мне следовало сообразить, что там окажется этот человек.

― И тогда, возможно, ты бы покаялся перед своими хозяевами? ― предположил Козимо де Медичи. ― Ты и вправду вернул деньги, как утверждает мессер Николо?

― Со временем, ― кивнул Юлиус. ― Изначально за меня расплатился кардинал. Я вернул ему долг, как только это стало возможным.

― А кто, кроме кардинала, может это подтвердить? Ты же слышал, что он сейчас в Германии.

― Мариана де Шаретти, супруга Николаса, ― сказал Юлиус. ― Вы слышали, что он сказал. Она полностью доверяла мне во всех делах.

― Но она в Брюгге. У кого еще ты служил?

― У одного человека в Женеве, ― ответил стряпчий, старательно отворачиваясь от Николаса. ― Но в ту пору я только начал отдавать долг. К тому же этот человек мертв.

― Фра Людовико, ― обратился старик к монаху.

Тот уставился на Медичи сверкающими от ненависти глазами.

― Разве мне нужно что-то говорить? Этот человек бесчестен. Компания не достойна доверия. Возможно, они все воры… Найдите других людей для Трапезунда. Не действуйте через посредников в Божьих интересах. Там, где Церковь слаба, нечестивцам никогда не одолеть язычников.

― А как насчет персидского посланника? ― неожиданно прокашлявшись, подал голос отец Годскалк. ― Насколько я понял, он принадлежит к мусульманской вере.

― И что с того? ― отрезал монах. Тонзура его отливала багрянцем. ― Я всю свою жизнь провел среди язычников. Думаете, я не могу отличить невинного безбожника от человека, рожденного во Христе, но презревшего Его? Князь Узум-Хасан еще не нашел путь к Богу, но у него жена христианка, и мать, воспитанная в истинной вере. Исповедник ежедневно пытается наставить его. Посланник князя ― живое доказательство того, что Узум-Хасан идет прямой дорогой к Богу. А теперь взгляните на этого Юлиуса, гладко выбритого, в богатой одежде и с любезными манерами. Он был воспитан Церковью и предал ее ради греховных плотских наслаждений. Кто из них преступнее?

― К тому же, не он придумал фармук, ― заметил Николас. ― Монсеньор, никто не спорит, что это был глупый поступок. Но с тех пор прошло пять лет, и грех получил искупление. К тому же в честности компании не может быть никаких сомнений. Ваши агенты в Брюгге могут подтвердить, что мы всегда верно служили Медичи.

― Об этом я помню, ― к вящей радости фламандца, подтвердил Козимо. ― Но моя поддержка мало что стоит, если вы утратите доверие Церкви и императора. Фра Людовико, что если стряпчий мессер Юлиус будет изгнан? Станете ли вы возражать против самой компании Шаретти?

― Никто его не изгонит, ― возразил Николас.

Тоби резко обернулся.

― Тогда пусть ваша компания лучше убирается обратно в Брюгге, ― непоколебимо отрезал минорит. ― Вашему капеллану там найдется работа.

Это замечание, направленное против отца Годскалка, исторгло у того тяжкий вздох.

― Да, брат мой, без сомнения, наш мир стал бы куда лучше, если бы все мы обладали вашей ревностной верой. Но если мессер Козимо позволит, у меня есть один вопрос. Не вас ли я видел снаружи с одним из моих друзей?

Скрестив руки на груди, минорит смерил священника взглядом.

― Сомневаюсь.

― Я не мог ошибиться. Ведь это был Пагано Дориа, недавно причаливший в Порто Пизано? Он недавно свел со мной знакомство, и я понял, что он проявляет интерес к планам компании Шаретти. Так вот, сейчас мне пришло в голову, не обязаны ли мы удовольствием видеть вас здесь каким-либо его словам?

Молчание.

Козимо де Медичи не выдержал первым:

― Что скажете?

Монах замялся.

― Я бы не назвал этого человека своим другом, он просто знакомый. Но это правда. Именно от него я узнал, что богатству и чести Флоренции угрожает сей недостойный греховодник. Вот почему я решил предупредить вас. Впрочем, я и не ждал благодарности.

― Джованни? ― обратился старик к сыну. ― Мне кажется, мы что-то слышали об этом Пагано Дориа.

Джованни де Медичи ласково улыбнулся.

― Разумеется, отец. Он заходил сегодня утром, чтобы навестить миланского посланника. Он также скоро собирается отплыть в Трапезунд.

Словно откуда-то издалека, до Николаса донесся голос старца:

― Вот оно что…

На несколько мгновений фламандец перестал замечать, что творится вокруг. Он подумал о Мариане и о том, что могло случиться в Брюгге, и внутренне похолодел. Всего пару минут назад горячая кровь текла в жилах, но теперь ее словно подернуло стылым ледком. Сделав над собой усилие, Николас очнулся и обнаружил, что Джованни еще не закончил говорить:

― Ну да, корабль мессера Дориа стоит на якоре в Порто Пизано. Он уже нанял команду и собирает груз на складах. Говорят, он намерен отплыть после Рождества. У него отличный парусник.

― Ясно, ― промолвил старик со вздохом. ― Вот она, человеческая природа! Никогда ни в чем нельзя быть уверенным, фра Людовико. Вы видите, что человек, снабдивший вас сведениями, способными опорочить компанию Шаретти, действовал в собственных интересах. Разумеется, ваши подозрения могут быть вполне оправданы. Мы так и не смогли докопаться до истины в этой истории. Однако Пагано Дориа рассчитывал на то, что компания Шаретти с вашей помощью получит от нас решительный отказ, и тогда он сам станет флорентийским консулом при императоре Давиде.

― А такое возможно? ― поинтересовался Тоби.

― Вполне, ― подтвердил Николас.

― Отнюдь нет, ― возразил сын Козимо. ― Я уже сказал, что мессер Пагано отплывает в Трапезунд. Это правда, он собирается открыть там торговлю. Но он не может представлять Флоренцию, поскольку уже принял другое назначение. Отец, Дориа стал новым консулом Генуи на Черном море.

― Генуя! ― воскликнул Годскалк.