― Конечно, я расплатился! ― возмутился Юлиус. ― Вы что, считаете меня вором? Думаете, мне было приятно стоять там и выкладывать всю эту историю? ― Он уже хотел было сказать: «Думаете мне хотелось каяться в своих грехах перед каким-то фламандским подмастерьем?..» Но этого вслух говорить он не стал, все и так было очевидно.

― Так ты что, вообще никому не сказал? ― поинтересовался Николас.

До сего момента чувство вины помогало взрывному нраву стряпчего держаться в рамках, но теперь и он не выдержал.

― Боже правый! ― рявкнул Юлиус. ― А кому я должен был сказать? Городскому голове? Или сразу палачу?

― Любому в нашей компании, кто пожелал бы тебя выслушать, ― так же резко бросил в ответ Николас. ― Мы пытаемся собрать деньги только под свое доброе имя. Но кто поверит нам, если мы ничего не знаем друг о друге? Всего этого легко удалось бы избежать, если бы хоть один человек ― Тоби или Грегорио ― знал о том, что произошло.

― И рассказал бы тебе, ― продолжил Юлиус. ― Ты ведь так ничего и не понял, да? Кому какое дело, если слуга родился вне брака? А сам-то ты… Ведь ты никогда и не помышлял рассказать нам правду о сваре с лордом Саймоном до тех пор, пока все само не раскрылось, и тебе не пришлось бежать из Брюгге! Быть бастардом ― не преступление, но профессионала судят по репутации. Думаешь, Корнелис де Шаретти нанял бы меня, если бы знал, что у Церкви есть ко мне претензии? Пошевели мозгами…

― Да уж придется пошевелить ими мне, если ты это делать отказываешься, ― съязвил Николас. ― Разве ты сможешь удержаться на плаву, если пойдет ко дну компания, в которой ты служишь? Также это несправедливо по отношению к Годскалку, Тоби и Грегорио. У них ведь тоже есть репутация. Если ты предвидишь впереди какие-то неприятности, так скажи им об этом. Могу заверить, что болтать они не станут. Но они смогут поправить тебя, если почувствуют, что тебе изменяет рассудок, или даже чувство юмора. Что скажешь?

― Пошел вон, ― коротко отозвался Юлиус. Впрочем, он выразился куда грубее, как в те дни, когда учился в Болонье.

― И пойду, ― подтвердил Николас. ― И стану агентом Флоренции в Трапезунде. Весь вопрос в том, куда пойдешь ты?

― Так ты хочешь, чтобы я ушел? Отлично! ― воскликнул Юлиус, ― Я и не собирался оставаться.

― Юлиус, ― самым ласковым тоном обратился к нему Тоби. ― Юлиус, подумай как следует. Николас выступил в твою защиту и сказал Медичи, что они могут порвать свой договор, потому что он не согласен тебя уволить. И ты по-прежнему считаешь, что он хочет от тебя избавиться?

Стряпчий почувствовал, что краснеет, и тяжело задышал.

― Так ведь я же разорю компанию, разве нет? То же самое относится и к Николасу, но мы всегда утверждали, что сможем при необходимости его удержать. А если не сможем ― уйдем. Теперь я скажу, что он взял на себя куда больше, чем я готов ему отдать. Думаю, мне с вами не по пути.

Неожиданно подал голос капеллан.

Самым неприятным было то, что даже когда он говорил весьма неприятные, обидные вещи, его голос оставался ласково-мелодичным.

― Полагаю, в данный момент твой уход и впрямь уничтожит компанию. И поскольку Николас явно не будет настаивать, я сделаю это вместо него. Сейчас нам важно выступать единым фронтом. Так не мог бы ты, скажем… отложить свой уход хоть на неделю, или около того?

― Пока мы не выйдем в море, ― поддержал Тоби. Голос его звучал как-то странно. ― Далеко-далеко в море, Юлиус. Тогда, если захочешь уйти, мы все с радостью тебе поможем.

Лишь сейчас стряпчий сообразил, что это за непонятный звук: Николас тщетно пытался сдержать смех. Покосившись на отца Годскалка, он обнаружил, что тот как-то подозрительно кривит губы. Тоби внезапно закряхтел. Когда лекарь смеялся, всегда казалось, что это взорвалась какая-то из его кипящих реторт…

― Ну, расскажи же нам о ней, сын мой! ― подступил к нему лекарь. ― Мы все требуем исповеди. Хороший дом, слуги, доброе вино… Смертный грех игры в кости… Сын мой, ты согрешил! Тебя ждет ад и чертовы сковородки! Но кое-чего мы пока не слышали. Ну же, давай, ты перед нами в долгу. На что ты растратил все эти деньги?

Человек более суровой натуры, возможно, сумел бы сдержаться и продолжал питать гнев в душе. Но Юлиус, по-прежнему остававшийся наполовину студентом, окинул друзей взглядом и разжал кулаки.

― Ну, что я вам могу сказать… Помните, я рассказывал про таверну, где мы играли в кости? Я только не говорил, что это был я… Невероятно, просто невероятно… Мы встречались…

Все это закончилось большой пьянкой. Размякший, Юлиус позволил, чтобы капеллан и Тоби отвели его в суровый дом монны Алессандры и уложили в постель. Когда они направлялись в гостиную, где их дожидался Николас, Годскалк слегка замедлил шаг.

― Прежде чем мы туда войдем… кто такой Саймон?

― Кто? ― переспросил Тоби.

Годскалк, тоже слегка захмелевший, повторил вопрос:

― Это какой-то родич Николаса?

― А, вот ты о чем! ― воскликнул Тоби. ― Саймон де Сент-Пол. Богатый землевладелец, торговец. Живет то в Брюгге, то в Шотландии. Николас с детства считал его своим отцом. Впрочем, потом выяснилось, что он ― незаконный сын его бывшей жены. Милорд Саймон всей душой ненавидит Николаса, и пытался разорить его. Вот почему Николас здесь, а не дома, с женой. Счастье, что наш славный дружок-монах не узнал об этом. Хотя… кому какое дело?

― Кроме Николаса? ― предположил Годскалк.

Но вместо ответа лекарь лишь стянул с головы шапочку и, войдя в гостиную, помахал ею перед носом у фламандца Тонкие светлые пряди волос, мокрые от пота, прилипли к лысине.

― А какую из моих слабостей любезный бастард-подмастерье ты собираешься использовать в своих целях? Ибо, боюсь, у отца Годскалка их нет вовсе…

В ответ Николас угрожающе выпятил челюсть.

― Постараюсь что-нибудь отыскать, ― пообещал он.

Весь стол перед ним был завален какими-то бумагами.

― Покаяние долго не продлится, ― заверил Тоби. ― Юлиус не любит, когда младшие позволяют себе его бранить. Даже старшие младшие. ― Он присел у окна.

― Вот почему это придется делать вам, ― подтвердил Николас. ― Тебе или тому, к кому он обратится. Ты разве не слышал, что я сказал?

― Ты что, решил меня использовать как свою плетку-девятихвостку? ― поинтересовался Тоби.

― Конечно, ― кивнул Николас. Наконец, он нашел то, что искал, развернул листок, разгладил его и протянул лекарю. ― А вот и вознаграждение авансом. Вторая колонка…