―…слева. Третье имя снизу, ― загадочно подтвердил Тоби. ― Ах ты, ублюдок! Я ее обыскался, но никто не соглашался продать список.

― О чем речь? ― заинтересовался Годскалк. Он двигался удивительно грациозно для столь крупного мужчины.

― Руководство, как лучше тратить церковную десятину, ― пояснил Николас. ― Отче, сегодня вы превзошли всех нас хитроумием. Надеюсь, это само по себе послужило вам достаточным удовлетворением, ибо я не знаю, как еще смогу отблагодарить вас.

― Нам с Годскалком достаточно и удовольствия наблюдать за тобой, ― заявил Тоби. ― Так ты думаешь, придется сражаться?

― Именно поэтому нам и позволили отправиться на Восток, ― ответил Николас. ― Если мы уцелеем, тем лучше. Если нет, Медичи смогут рассказывать всем, что пытались затеять крестовый поход. Папе Римскому не в чем будет их упрекнуть.

― Это я и сам понял, ― заявил лекарь. ― Но каковы мои шансы вернуться обратно целым и невредимым?

― Такие же, как у меня, ― ответил Николас. ― А, возможно, и выше.

― Еще бы, ― подтвердил Тоби. ― Ведь ты у нас, как-никак флорентийский консул и глава первой зарубежной ветви компании Шаретти. Любой, кто точит на тебя зуб, прекрасно понимает, что достаточно разделаться с тобой одним, и мы все тут же сложим пожитки и отправимся домой. По крайней мере, я ― точно. Юлиус, однако, может проявить некоторое упрямство.

― А вы, отче? ― поинтересовался Николас.

Годскалк немного поразмыслил.

― Думаю, я бы остался, чтобы Юлиусу было перед кем исповедоваться. Так вы хотите, чтобы я рассказал о Пагано Дориа?

― Нет, ― отрезал Тоби. ― В мире и так слишком много Дориа.

― Этот не принадлежит к основной ветви семейства, ― пояснил Годскалк.

Николас заинтересовался:

― Как вы познакомились?

Покосившись на лекаря, священник заметил, что тот сонно прикрыл глаза.

― Я увидел его парусник в Порто Пизано. Меня заинтересовала новая оснастка и груз: французское вино и испанская шерсть. Он ненадолго задержался в Генуе, а затем вознамерился отправиться на Восток. Корабль называется «Дориа».

― И вы вспомнили, что в прежние времена некий Дориа был консулом в Трапезунде… ― Николас задумался. ― А другой член семейства не так давно отказался от этого поста.

― Мне известно, что у них интересы по всему Леванту. Разумеется, я заинтересовался. Прогулялся по гавани и обнаружил кое-что еще. Ходили слухи о какой-то старой галере, которую Медичи приказали перетащить в Пизу для переоснастки. Там все гадали, какие же глупцы собираются ее купить.

― То есть мы, ― догадался фламандец.

― Конечно. Мессер Козимо просто разыграл перед нами спектакль. Несомненно, идея с фармуком была блестящей, но ты вполне мог обойтись без этого. Банк подготовил галеру заранее. Они с самого начала намеревались отправить нас в Трапезунд. Единственным, кто мог бы им помешать, оказался фра Людовико.

― С помощью изобретательного мессера Пагано, ― добавил Николас. ― Хотел ли он остановить нас, задержать или просто унизить? Вам удалось поговорить с ним?

― В Пизе, ― пояснил священник. ― Это он был причиной несчастного случая с галерой. По счастью, все обошлось, но последствия могли оказаться куда серьезнее. Хотя в результате мы получили корабль за более низкую цену… У меня было такое ощущение, будто он точно знал, что галера предназначена для нас. Может, в Порто Пизано рабочие пересказали ему какие-то слухи. Мне даже померещилось, что он знает и о том, кто мой наниматель, хотя откуда это могло стать ему известно? Однако он держался вовсе не враждебно.

― А как же тогда? ― поинтересовался Николас. Взгляд его стал напряженным и затуманенным одновременно.

Годскалк задумался.

― Он кажется натурой довольно легковесной, однако трудно судить наверняка. В любом случае, Дориа опасен.

― Он консул Генуи, ― заметил Николас. ― Я бы предпочел считать его легковесным, нежели подозревать, что за всем этим кроются тайные планы Генуи или торговцев из Брюгге.

― Или генуэзских торговцев в Брюгге? Но мне казалось, Ансельм Адорне твой друг…

Фламандец кивнул.

― Но он также дружен с семейством Дориа. Мне бы хотелось узнать о нем побольше…

― Каким образом? ― заинтересовался Годскалк.

Даже Тоби соизволил открыть один глаз.

― Спрошу у самого Пагано Дориа. Он ведь сейчас во Флоренции. Вы с ним знакомы. Я зайду к нему завтра.

* * *

Отец Годскалк, любивший изучать людей в самых разных ситуациях, с удовольствием отправился на следующее утро вместе со своим юным работодателем в гости к любвеобильному торговцу, с которым познакомился в Пизе. Когда они уходили, Юлиус еще спал. Тоби, разумеется, жаждал пойти вместе с ними, но Николас сумел его отговорить. То, с каким интересом лекарь относился к Николасу, порой неприятно поражало капеллана: это скорее походило на холодное научное любопытство энтомолога или хирурга…

По дороге через город Годскалк поведал все, что ему было известно о генуэзских Дориа, столь многочисленных, что два столетия назад они смогли выставить в бой две с половиной сотни родичей. Это семейство обладало огромными владениями и занималось банковским делом; из него вышли знатные мореплаватели, адмиралы и военачальники.

― Однако этот Дориа, ― продолжил свой рассказ священник, ― официально не подчиняется ни одной из их компаний. Он побывал в Леванте и на Сардинии, затевал множество дел, но не слишком преуспел. Однако сейчас, судя по всему, для него все складывается неплохо. У него богатая свита и роскошные наряды. Он любезен, обладает хорошими манерами и вполне мог бы быть принят в высшем обществе. Если парусник принадлежит ему, это означает, что у него весьма неплохие доходы или он пользуется доверием своего банкира.

― Так он авантюрист? ― поинтересовался Николас. Все то время, пока они говорили с Годскалком, взгляд бывшего подмастерья непрерывно находился в движении, задерживаясь то на одном лице, то на другом. Несколько раз прохожие кланялись ему в ответ, и дважды дети выкрикивали приветствия, ― похоже, за два дня фламандец успел перезнакомиться с уймой народа. Сейчас они шли по кварталу Орсанмикеле, мимо счетных домов торговцев шелком. Очень скоро они окажутся на виа Пор Санта Мария, где находились владения семейства Бьянки. Там, в просторных складах и подвалах, хранился липкий шелк-сырец, и торопливые гонцы разбегались во все стороны в дома прядильщиков, мяльщиков и красильщиков, каждый из которых делал свою работу, покуда ткань наконец не свертывали в рулоны, готовые к продаже, ― мягкие блестящие шелка и яркий бархат, так прославивший Флоренцию…