Короче, простился с родными и близкими и полетел. Самое дорогое — бумажку с телефоном консульства, который дали на случай, «если кто-то кое-где у нас порой», спрятал глубоко-глубоко у самого сердца. И там же спрятал монетки и мелкие купюры, которые ему дали в дорогу.

Пересадка в Шарль де Голль прошла как по маслу. От ужаса наш герой так нарезался за те два недолгих часа, которые самолет летит до Парижа, что честно дошел до состояния багажа. Который багаж дисциплинированные французские грузчики и положили в самолет до Марселя.

Народ у нас стойкий и несгибаемый. Зная, что его будут встречать в аэропорту официальные лица, тоже при погонах, орел наш дон Рэба почти пришел в соответствие своему званию. Надел лицо, получил багаж, залихватски завязал белый форменный шарфик и давай высматривать табличку со своей фамилией.

А таблички-то и нету. Кое-кого, конечно, встречают с табличками, а вот ничего похожего на искомое, даже приблизительно, не наблюдается. Тут процесс протрезвления пошел семимильными шагами. Потому что по ихнему, французскому, времени уже было десять часов вечера. И суббота.

Погуляв еще полчасика по аэропорту, обливаясь холодным потом от страха и свыкшись с мыслью, что что-то все-таки произошло, решил он звонить по имеющемуся авральному телефону. Благо автоматов в аэропорту до фига, да и деньги с собой были.

Крепко зажав чемодан между ног и забросив денежку в деньгоприемник, набирает наш капдва номер. Там длинные гудки. Потом трубку на том конце снимают, и нежный женский голосок говорит:

— Бон суар.

И дальше что-то бла-бла-бла, перемежающееся красивым грассирующим «р».

— Здравия желаю! Капитан второго ранга Иванов по месту командировки прибыл и ожидает встречающего! — бодро рапортует наш герой, с облегчением от сознания, что кто-то в такое время в консульстве не спит.

С той стороны озадаченно замолчали. Потом голосок прощебетал еще какие-то «лё, дё, экскюзе, силь ву пле», и… раздались короткие гудки.

«Во блин!» — подумал Серега, но решил, что это какая-то тупая французская секретарша, не разумеющая, как нужно отвечать, и собрался перезвонить через пятнадцать минут.

Он перезвонил через пятнадцать минут. Потом еще через пятнадцать. И еще. В промежутках выходил на улицу нервно курить, смотрел, как счастливые люди с чемоданами усаживаются в автомобили и автобусы и отбывают куда-то туда, где их, видимо, ждут.

Голос на той стороне телефонного провода становился с каждым звонком все напряженнее. Появились какие-то раздраженные нотки. Кажется, тон стал сухим, а в последний раз мадемуазель вообще повысила голос. Но деваться-то некуда. Поэтому он звонил и звонил, продолжая представляться и спрашивать, что же случилось. Один раз он даже задал вопрос:

— Шпрехен зи дойч? — Хотя сам знал на немецком только одну эту фразу.

А потом, при очередном наборе трубку взял мужчина. Тот даже не дал договорить дежурную фразу. После «Здравия…» он разразился гневной длинной тирадой, состоящей из одного рычания. Какое там «Французский — язык любви и романтики»; от трубки можно было просто прикуривать.

Кстати, прикуривать… Сигареты-то с собой были, и он в очередной раз вышел покурить под звездами. Курил и понимал, что все — жизнь его кончена. Потеряется он тут нафиг в этой долбаной стране, и запишут его как перебежчика. Жене с дитями жизни не дадут. И решил: позвоню в последний раз — будь что будет, а потом буду искать полицию.

Зашел там же, на улице, в первый попавшийся автомат, набрал набивший оскомину номер.

— Дежурный старший лейтенант Синицын слушает! — вдруг совершенно по-русски раздалось из трубки.

Серега присел на чемодан и не смог вымолвить ни слова. Услышав хамское, но такое родное: «Говорите!», он стал говорить, захлебываясь словами.

Что вот он, Иванов Сергей, командировочный из Санкт-Петербурга, вот уже три часа пляшет в аэропорту и совершенно не знает, что ему дальше делать, потому что все имеющиеся финансы он уже почти потратил на телефон.

Дежурный бодро сказал: «Щас выясним!», и через полчаса наш герой уже сидел в теплой машине и ехал по направлению к отелю. А перед сном еще и ужин обещали. И говорили с ним по-русски. Жизнь наладилась и заиграла новыми красками.

А случилось вот что. Действительно, сломалась машина, и его опоздали встретить. И очень ждали звонка, потому что на уши поднялось все консульство. Но телефонные автоматы, которые стоят ВНУТРИ аэропорта Марселя, напрямую соединяют абонента с Парижем. Поэтому наш Иванов целый вечер имел мозг какой-то ничего не подозревающей французской семье. А чтобы позвонить по марсельскому телефону, нужно было одно — из этого аэропорта выйти. И позвонить снаружи.

Так что, в общем и целом, поездка прошла удачно, и даже начальство не стало, в своей привычной манере, метать громы и молнии.

Про начальство отдельный разговор, начальником отдела был мужчина выдающийся. Он выдавался, во-первых, должностью, во-вторых, ростом (ну, если каблуки на ботинках повыше, то метр шестьдесят, может, и наберется), в-третьих, блестящим умом (в смысле, был лыс, а остатки шевелюры безжалостно уничтожал и, видимо, натирал голову воском, потому что она блестела как бильярдный шар). Плюс к этому обладал выдающимся басом и не менее выдающимся набором матерных выражений.

Его кабинет одной стенкой соприкасался с лестницей, а второй — с нормальным рабочим кабинетом, где сидели товарищи по оружию. Так вот — в соседнюю комнату он велел баб не сажать.

— Когда я с товарищами рабочие проблемы обсуждаю, так в соседней комнате цветы дохнут, а вы хотите туда женщин посадить. Я ж не смогу работать — буквально с коллегами ни о чем не поговорить!

Ну и не сажали, правда. Потому что его глубокий густой бас пробивал тонкую перегородку, и все рабочие проблемы выливались широким потоком в люди. Он даже секретаршу из предбанника выселил в отдельное помещение, она там себе сидела и в тишине и спокойствии печатала нужные бумаги.

Имечко и фамилию начальник тоже имел соответствующие. Фамилия была звучной и гремела при царствовании Александра Первого. Однофамилец начальника был действительным тайным советником, реформатором и кавалером ордена Александра Невского. Но того звали незатейливо. А начальника нашего звали Геракл Михайлович.

Все уже, конечно, привыкли. Ну, сидит у себя в кабинете маленький басовитый Геракл в черной форме и с лысой головой. И даже имя не вызывало ни у кого никаких ассоциаций. А с чего бы? Вон, у маменьки в комнате — Георгий Тоевич, Май Алексеевич и Вадим Эрминигельдович.

И вот однажды, когда начальник с утра был не в лучшем расположении духа и метал громы и молнии, из Москвы, из штаба, приехал в командировку проверяющий.

Проверяющих всегда встречали с пиететом и отдаванием оставшейся чести. Мундира. Ну, так положено. Поэтому проверяющий имел взгляд гордый, выправку как надо, костюм тоже, конечно, капраза, но должность выше. Потому как проверяющий, из штаба и из Москвы-столицы.