Ожидая, когда закипит вода, Джорджия снова вспомнила приснившийся ей кошмар, убеждая себя, что это всего лишь сон.

Прошедшие шесть месяцев она твердила себе, что делает Никосу Паносу подарок. Ее поступок не одобрили бы ни родители, ни бабушка и дедушка, ни сестра. Но все они мертвы. Джорджия и Сюзанна были единственными, кто уцелел в трагедии.

– Все в порядке? – услышала она низкий мужской голос.

Джорджия вздрогнула и обернулась. Чайник на плите засвистел. Она снова вздрогнула. Тихо ругаясь, Никос подошел к плите и выключил конфорку.

– Сядьте, – резко сказал он. – Вы можете обжечься.

– Вы напугали меня, – произнесла она, но с радостью присела на голубой стул из плетеной соломы. Она наблюдала, как Никос поднимает медный чайник и наполняет кипятком ее фарфоровую чашку. – Мне приснился кошмар, поэтому я решила выпить чаю. Но я старалась не шуметь. Жаль, что я вас разбудила.

– Я чутко сплю.

– Тогда я определенно сожалею, что разбудила вас.

Он улыбнулся, и ее сердце забилось чаще.

Улыбаясь, Никос становился невероятно привлекательным. Джорджия с замиранием сердца смотрела, как он заваривает ей чай. Его густые черные волосы были взъерошены, длинные черные ресницы касались скул, а полные губы слегка изгибались в улыбке.

– Откуда у вас эти ожоги?

Никос быстро взглянул на нее через широкое плечо и нахмурился. Он выглядел не сердитым, а скорее удивленным.

– Это старая история, – сказал он. – Не очень интересная.

– По-моему, очень интересная.

– Не для меня, – отрезал Никос и поставил чайник и чашку на стол. – Молоко? Сахар?

– Мед.

Он пододвинул к ней банку с медом.

– Почему вам снятся кошмары?

– Я уже говорила вам, что потеряла свою семью в Африке.

– На самом деле вы мне этого не говорили. Вы просто упомянули, что потеряли членов семьи. Меня интересуют детали. – Он уставился на нее пронзительными карими глазами. – По-моему, это интересно.

– Если я расскажу вам о своих кошмарах, вы поведаете мне, откуда у вас ожоги? – спросила Джорджия.

– Если вы расскажете о своих кошмарах, я поведаю вам о своих ожогах… В ближайшее время. Только не сейчас.

– Почему?

– Вы должны поверить мне на слово.

– Ладно, – вздохнула Джорджия, не вполне веря, что ее устраивает его условие. Она помолчала. – Кошмары начались чуть более четырех лет назад, после нападения. Это случилось, когда мне было двадцать лет, я училась на старшем курсе университета. Моя сестра Сюзанна приехала ко мне погостить, поэтому избежала нападения на миссию. – Джорджия посмотрела на чашку с дымящимся чаем, стараясь избавиться от тупой боли в груди. – Они все погибли, – прошептала она. – Мои родители, мои бабушка и дедушка, моя младшая сестра Чарли… Все они погибли на территории миссии.

– А что вам снится в кошмарах? – спросил он через минуту.

Джорджия заморгала, чтобы сохранить самообладание.

– Мне снится, что я с ними и должна их спасти. Но я не могу.

Она посмотрела на Никоса снизу вверх. Он стоял, прислонившись к кухонному столу и упираясь в него руками. Он казался таким властным и самоуверенным, что она ему позавидовала. Джорджия завидовала его мощному телосложению и силе. Его свирепости и жизненной энергии. Кошмары заставляли ее чувствовать себя маленькой, беспомощной и уязвимой.

– Расскажите мне свой сегодняшний сон, – попросил он.

Джорджия покачала головой:

– Он слишком грустный.

– Возможно, вам станет легче, если вы выговоритесь.

Подняв голову, она твердо взглянула на Никоса:

– Вам помогли разговоры о том, откуда у вас ожоги?

– Нет.

Джорджия подняла чашку, отхлебнула чай и обожгла язык. На ее глазах выступили слезы, и она заморгала, чтобы не расплакаться.

– Что случилось? – спросил Никос.

– Чай слишком горячий.

– Но вы расстроились не из-за чая. – Никос был слишком проницательным.

– Я просто сожалею о том, что рассказала вам о нападении.

– Вы сообщили мне очень мало. Вы не пояснили, как это случилось, не уточнили, кто это сделал и поймали ли нападавших.

– Я ненавижу это обсуждать.

– Поэтому эта информация не была указана в вашем личном деле?

– Я терпеть не могу говорить об этом. Я начинаю злиться.

– Почему вы злитесь?

– Мои родители знали, что у них опасная работа. Они знали, что рискуют, но поставили под угрозу не только себя, но и мою сестру. Чарли было всего двенадцать. Она не должна быть там находиться. Ее следовало оберегать.

– И вы считаете, что у вас нет материнского инстинкта? – спросил Никос.

Джорджия нетерпеливо тряхнула головой, сожалея о своей откровенности.

– Я отнесу чай в свою комнату. Если мне повезет, я снова усну. – Она встала. Фарфоровая чашка звякнула, когда она случайно задела ею чайник.

Никос забрал у нее из рук чашку и поставил ее на стол. Потом он взял Джорджию за руки.

– Вы дрожите, – заметил он.

– Я скучаю по ним. – В глазах Джорджии стояли слезы. Она отвернулась.

– Вы их любили.

– Очень любила.

Она не поняла, как это случилось, но внезапно Никос опустил голову и коснулся губами ее рта.

Как только он поцеловал ее, Джорджия вздрогнула так, словно наступила на оголенный электрический провод. Когда Никос скользнул языком ей в рот, она снова содрогнулась от удовольствия. Она давным-давно не целовалась. От волнения и желания в ее жилах бурлила кровь. Никос запустил пальцы в ее длинные волосы, коснулся затылка, а затем шеи.

Умом Джорджия понимала, что должна оттолкнуть Никоса, но ее тело жило своей жизнью. Поцелуй с Никосом был по-настоящему шокирующим.

Он провел руками по ее талии, по груди, и Джорджия всхлипнула у его губ. Она чувствовала необузданное желание.

А потом поцелуй закончился так же внезапно, как начался. Что-то бормоча по-гречески, Никос отошел от нее. Джорджия была уверена, что он ругается. По-видимому, он сожалел о поцелуе.

Джорджия выбежала из кухни. Ворвавшись в свою комнату, она заперла дверь и прислонилась к ней спиной, ее ноги дрожали.

Она никогда не испытывала такой страсти и наслаждения, головокружительные волны которого по-прежнему пробегали по ее телу. Она медленно выдохнула, стараясь успокоиться и собраться с мыслями, но продолжала чувствовать касание тела Никоса и вкус его губ.

Джорджия никогда не переживала ничего подобного.