Селия пошла!

Утром во вторник Янне Почтальон, наш личный Гермес на оранжевой «Ладе», разносил эту новость среди жителей Фагерё вместе с письмами и прочими отправлениями. «Селия пошла!» — объяснений не требуется. Два слова — имя собственное и глагол движения, — и этим все сказано. Островитяне тут же понимают, о чем новость, и уже готовятся охать и причитать.

А как же не охать, как не причитать! Происшествие на похоронах молодого незнакомца уже забыто, хотя дело еще нельзя считать закрытым. Впрочем, в той неразберихе никто не пострадал, а сцена с падением самых уважаемых граждан Фагерё в общем и целом развеселила народ. Однако с Селией все было по-другому. О ней говорили не иначе как вполголоса, со вздохами, цокая языком, качая головой и приговаривая: «Господи Боже! Вот ужас! Беда-то какая!» А за вздохами и причитаниями каждый испытывал особое чувство: то удовлетворение, которое всякий раз сопровождает известие о чужом несчастье, — тихая благодарность Господу и прочим высшим силам за то, что берегут от горестей, которые постигают других.

Селия пошла! Давно этого не было, несколько лет. Новость заставила жителей Фагерё порыться в кладовых памяти и вытряхнуть на всеобщее обозрение изрядно запылившуюся историю о великом несчастье Селии.

О свадьбе Селии говорили на всем архипелаге — так начинается в устах краснобаев одна из самых распространенных, но, вероятно, не самых правдивых версий рассказа о Селии.

Селия вышла замуж, едва ей исполнилось девятнадцать. Что касается жениха, то о нем лучше не распространяться. Он прибыл с материка, а точнее — с одного из больших островов у самого побережья. Для жителей Фагерё это одно и то же: все, что находится за Норфьерденом и Эрсундом, здесь считают Большой землей.

Говорят еще, жених был много старше Селии.

Юные девушки — как плавучие бревна на синих просторах бытия: нельзя предсказать, куда их вынесут ветер и течения; не повезет — прибьет к темному, суровому берегу. Такая судьба и выпала Селии.

Как бы то ни было, свадьбу играли с размахом. Гостей пригласили под сотню; лодки в Кунгсхамне стояли нос к носу, и было их столько, что даже крошечный ялик не поместился бы рядом. Известная всему юго-западному архипелагу повариха Хельми с Глушера вместе с помощницами прибыла в Граннас уже накануне, привезла свои кастрюли, сковородки и поварешки и настряпала столько еды, что, будь гостей втрое больше, никто не остался бы голодным. Угощали холодной камбалой в уксусном маринаде, салакой копченой и жареной, сельдью-матье и селедочным салатом, сардинами из банок с портретом норвежского короля, вареным, копченым и соленым лососем, прозрачно-тонкими ломтиками соленого сига, свекольным салатом, трепещущим в ожидании холодцом, домашним печеночным паштетом, тефтелями, копчеными сосисками, копченой свининой, темно-красной, как лучшее гондурасское красное дерево, жареной лосятиной, помидорным салатом, солеными огурцами, свежим редисом, сыром швейцарским, эмменталем и прочими. Кроме того, на столе красовались самые изысканные из традиционных яств архипелага: кровяная колбаса в оболочке из овечьих кишок, жаркое из морской птицы, тушеные тюленьи лапы… На горячее подавали жаркое по-королевски, гуляш и свежую вареную камбалу, а на десерт — традиционный компот из чернослива.

Ах, слюнки текут и в животе урчит от перечисления всех блюд! Да и жажда дает о себе знать.

Впрочем, гости на свадьбе Селии от жажды не умирали: лимонад, квас, пиво, красное вино — выбирай, что душа пожелает, а любителям напитков покрепче официанты наливали водки «Аквавита», стоило только звякнуть рюмкой.

По дороге из церкви к дому, где справляли свадьбу, молодых чествовали многочисленными залпами из ружей, как велит обычай Фагерё: грохот стоял неописуемый — можно было подумать, что русские пришли. Во дворе за здоровье молодых пили, славословили в стихах, читали поздравительные телеграммы. Пара свадебных музыкантов ни на минуту не опускала смычков.

Кое-как переварив праздничный обед, отпустив домой пастора и справив естественную нужду, гости пустились в пляс. Во дворе устроили танцплощадку, а музыкальное сопровождение обеспечил оркестр «Тип-топ», привезенный с материка. Селия, пылая лицом и сверкая диадемой, кружилась с новоиспеченным мужем в свадебном танце. Публика аплодировала, свистела и кричала «ура».

В следующую минуту танцплощадка уже сотрясалась, как сеть-частушка, полная салаки: мелькали цветастые платья и черные пиджаки, раскрасневшиеся лица и улыбающиеся рты, топали ноги. Оркестр «Тип-топ» играл вальс, фокстрот, слоу-фокс, танго: «Прощанье ландыша», «Алые паруса», «Бесаме мучо», «Мы повстречались на Капри», «Ревность». Добродетельные жены кружились в крепких объятьях мужей, отроки приглашали хихикающих девиц, патриархи, полуслепые от катаракты, разминали ревматичные конечности, обнимали своих седых старушек за талию и ковыляли к танцплощадке, ведь кто может ходить — тот может танцевать, пусть и не так задорно, как в юности.

Дети носились вокруг, словно осенние листья, разгоряченные, шумные. Мужички, отвернувшись, прихлебывали из собственных фляжек. Двое юношей сцепились за сараем по неизвестному поводу, — к счастью, их успели развести в разные стороны до серьезного кровопролития. Один гость, чьего имени мы называть не станем, умудрился спьяну уронить свой бумажник в дырку сортира, затем, пытаясь достать, чуть не последовал за ним, после чего был отправлен на берег для срочного омовения. Один из керосиновых фонарей, подвешенных над танцплощадкой, упал на доски, разлившийся керосин вспыхнул, и танцы пришлось ненадолго прервать, чтобы погасить огонь.

Иными словами: свадьба удалась.

Сразу после полуночи отец невесты заметил незнакомого мужчину, стоявшего у калитки.

По традиции, когда празднество достигало высшей точки, к дому могли подойти незнакомцы и позвать невесту для нового чествования. Рубен Дальстрём, отец Селии, решил было, что это именно такой гость, и уже собрался пригласить его пройти во двор, чтобы угостить — опять же, как водится.

Рубен стал спускаться с крыльца. Вдруг он почувствовал дрожь во всем теле, по коже пробежали мурашки; таким холодом веет от родника в низине Дракхоле — «Драконьей норе», — когда майским днем проезжаешь мимо по дороге из Сёдер-Карлбю в Стурбю.

Рубен замер на нижней ступени.

Оркестр «Тип-топ» играл «Розу из Котки». Голос солиста казался далеким, глухим.

Рубен Дальстрём уже отходил по земле полвека и даже больше. В молодости он был моряком и кое-что успел повидать в мире: кто путешествует, тот много видит чудес. Да и дома с ним порой приключалось такое, что разум не объяснит: например, он дважды, с перерывом в десять лет, встречал русалку, оба раза на Торскхарун, и оба раза она предупреждала о надвигающейся непогоде. Не раз во время осенней ловли салаки у мели Полгрунд он слышал монотонные жалобные песни утонувших моряков с погибшей шхуны «Айятар». И бьяру[5]он встречал в собственном сарае морозной февральской ночью двадцать с лишним лет назад: бьяра был похож на низкорослого мужичка с горящими желтыми глазами и дико визжал. Из этих и других происшествий Рубен Дальстрём сделал вывод, что многое есть на свете, чего умом не поймешь, а опасаться надо, и что дурные предчувствия лучше не гнать прочь. Думая об этом, Рубен спустился к калитке, чтобы получше рассмотреть незнакомца.