Крепостные театры в то время только входили в моду, и отношение к ним было неоднозначное. Кто-то считал это удачной выдумкой, кто-то – очередным глупым барским капризом.

«Часто смеялись и смеются и ныне над этими полубарскими затеями. Они имели и свою хорошую сторону. Эти затеи прививали дворне некоторое просвещение, по крайней мере, грамотность; если не любовь к искусствам, то, по крайней мере, ознакомление с ними. Это все-таки развивало в простолюдинах человеческие понятия и чувства, смягчало нравы и выводило дворовых людей на Божий свет. От этого скоморошества должны были неминуемо западать в них некоторые благие семена. Эти полубарские затеи могли иметь и на помещиков благодетельное влияние: музыка, театральное представление отвлекали их отчасти от псовой охоты, карт и попоек», – писал о крепостных театрах Вяземский.

В конце концов у Шереметевых появилось несколько крепостных театров, которые занимали довольно видное место в театральной жизни России того времени. В подмосковной усадьбе Кусково располагалось три сцены – Старый, или Закрытый, театр, а также Новый театр и Воздушный театр. Был у Шереметевых театр и в Москве на Никольской улице, и на Воздвиженке, и театр-дворец в Останкино, сохранившийся до наших дней.

Но первая театральная труппа Шереметева возникла в 1778 году и состояла по преимуществу из специально отобранных и выученных молодых девушек и юношей из дворовых. Его сын и наследник граф Николай Петрович позже писал: «…Представился покойному отцу моему случай завести начально маленький театр. Избраны были из служащих в доме способнейшие люди, приучены театральным действиям и играны сперва небольшие пиесы».

Петр Шереметев устроил театральные залы в Кусково и в своем московском доме, где ставились оперные и балетные спектакли. Основательно подходя ко всякому делу, Шереметев приглашал для своих актеров иностранных учителей, которые обучали крепостных музыке, танцам и пению. Декорации рисовали тоже крепостные – в семье Аргуновых было много талантливых художников.

Один из крепостных графов Шереметевых, Иван Андреевич Батов, проявил талант к изготовлению музыкальных инструментов, и с тех пор скрипки, альты, виолончели, гитары в Шереметевском театре тоже были собственные. Причем созданные им инструменты были настолько удивительны и хороши по своим качествам, что не только служили Шереметевским музыкантам, но и шли на продажу. Одну из созданных им скрипок преподнесли самому императору Александру I, который был поражен, узнав, кто создатель этого чудесного инструмента.

Либретто нередко сочинял Василий Григорьевич Вороблевский, сын управителя Вощажниковской вотчины, который получил очень хорошее образование, знал несколько иностранных языков и легко мог перевести пьесы с французского или итальянского.

Композитором и регентом хора графа Петра Борисовича был Степан Аникиевич Дегтярев, сын крепостного крестьянина Борисовской вотчины, который благодаря графу тоже получил хорошее общее и музыкальное образование, брал частные уроки музыки у композитора Сарти, ездил с ним в Италию и впоследствии стал одним из крупнейших композиторов своего времени.

Шереметев очень заботился обо всем, что касалось театра, в том числе декорациях, костюмах, обстановке. Он заказал десять театральных занавесов для различных спектаклей, двести живописных задников и пятьсот кулис, написанных красками на холсту, а сверху были облака, подвешенные на блоках так, что их можно было поднимать и опускать. С помощью новейшего оборудования на сцене можно было изобразить любое время суток, пожар и даже грозу. Для создания эффекта освещенного молниями неба граф заказал во Франции специальную театральную машину.

«Высылаю вам грозу на транспаранте с изменением цвета неба. Она должна внушать несказанный ужас, как приводящая в движение все стихии», – писал графу его парижский корреспондент.

Отдельного внимания заслуживают костюмы, заказанные графом Шереметевым для своих актеров. У Шереметева была коллекция книг с цветными эскизами театральных костюмов, а если среди них не находилось того, что устраивало графа – он делал специальный заказ французским живописцам и костюмерам, и затем театральный костюм создавался по французским образцам. Франция была законодательницей мод в этой области.

Конечно, в одежде крепостных актеров было много условностей – никто не требовал исторической точности. Даже если актер изображал крестьянина, зрители не хотели видеть на сцене домотканые холщевые рубахи и лапти, поэтому вся одежда шилась по последнему слову французской моды. Пастухи и пастушки, дворовые люди, торговцы в Шереметевском театре походили скорее на придворных или, в крайнем случае, дворцовых слуг. Крестьянин мог появиться на сцене одетым в голубой камзол, чулки и кожаные башмаки с бантами. Впрочем, в этих спектаклях не показывалась и настоящая жизнь крестьян – они не сеяли и не жали, а занимались исключительно демонстрацией своих нежных чувств. Костюм должен был подходить к этим романтическим любовным сюжетам, ласкать глаз, быть роскошным. Всего за годы существования театра Шереметев собрал около пяти тысяч театральных костюмов, которые занимали три сотни сундуков.

О том, насколько костюмы отличались от реальных, можно судить и по другим вещам, которые Шереметев заказывал в Париже для своих спектаклей. Из столицы Франции ему приходили цветы и гирлянды, фальшивые бриллианты, цепочки, пояса, диадемы, шляпы, пудра, банки помады, литры лучших запахов. В его сундуках хранились букеты искусственных цветов, перья страусов, цапли и пучки перьев коршуна, которые, наряду с черепаховыми гребнями, только-только начали входить в моду как украшения.

Уделяя огромное внимание образованию своих крепостных, Шереметев сам отбирал наиболее способных детей, для которых в Кусково открыли школу.

Спектакли крепостного театра могли посещать все желающие – не только знать, но и разночинцы, простые москвичи. Впрочем, театр быстро стал известен, туда приезжала сама Екатерина II. Шереметевский театр по праву считался лучшим из всех крепостных театров России, а Прасковья Жемчугова – лучшей его актрисой.

Прасковья Ивановна Ковалева родилась в Ярославской губернии в семье кузнеца, который перешел в собственность Шереметевых вместе с приданым Варвары Алексеевны Черкасской. Девочку ждала бы обычная для крестьянской дочери судьба, если бы одна из приживалок Шереметевых, Марфа Долгорукая, случайно не услышала однажды ее чистый, звонкий, хрустальный голос.

Это же просто чудо, – сказала она и, зная, как граф ценит таланты своих крепостных, забрала девочку в Кусково, где как раз организовывался театр.

Так в семь лет ее жизнь круто изменилась.

Под руководством первоклассных наставников умная и сообразительная крестьянская девочка быстро освоила музыкальную грамоту, игру на клавесине и арфе, пение, выучила французский и итальянский языки.

За время учебы она несколько раз появлялась на сцене – то изображала крестьянскую девочку – всю в бантах и кружевах, как того требовали театральные порядки, – то мелькала на заднем плане в маленьких бессловесных ролях.