И когда я хотел об этом Роману язвительно намекнуть, то вспомнил свое отражение в зеркале. Прикусил язык и принялся слушать дальше.

Дьявол, как водится, в деталях. Но разбираться в них я лучше буду потом, когда хотя бы в общих чертах буду себе представлять, куда это я попал.

Корней Григорьевич возглавлял страну до две тысячи двенадцатого, после этого была череда генсеков (пять штук), которых я не запомнил до две тысячи девятнадцатого. И только с девятнадцатого границы страны начали снова чуть-чуть приоткрывать. Впрочем, уехать из страны было просто весь этот период. Достаточно было просто подать голос, и тебя выпинывали за ближайший кордон. Вали, мол, мил человек, строить коммунизм — дело добровольное, так что нафиг нам тут балласт в виде тебя не нужен.

Подход был неожиданным, конечно. Впрочем, это по словам Романа все так было. Как дела обстоят на самом деле... Ну, хрен знает. Разберусь, но потом.

Хотя с информацией тут дела обстояли довольно странно. Что такое интернет, Роман знал, но относился к нему как к чему-то ненужному и мусорному. Вместо интернета в СССР работал БВИ — большой всесоюзный информаторий. Воспользоваться его услугами мог кто угодно, терминалы были во всех крупных учреждениях, на почтах, вокзалах, библиотеках и еще черт знает где. А пополнять информаторий можно было только после того, как ты получишь на это право, подтвердив свои знания и квалификацию.

Персонального домашнего доступа не было ни у кого, только общественный, причем неанонимный. Впрочем, с анонимностью тут вообще все обстояло... никак. Конечно же, я спросил, что это была за штука, которой светила на нас буфетчица Ларочка. Все оказалось просто — все посещения заведений в рабочее время — с девяти до восемнадцати фиксировались и направлялись в отдел кадров. Если со стороны отдела кадров приходил отрицательный ответ, мол, этот сотрудник злостно прогуливает, то кафетерий, как, впрочем, и магазин, и выставка и что угодно еще, обслуживать этого человека не станут. Ибо нефиг.

От своих оценок этого правила я пока что предпочел воздержаться. Хотя, признаться, первой реакцией было одобрение. «А хорошо придумали, чертяки!» — мол, если ты не работаешь, а пинаешь балду, то фиг тебе, а не пряники в какавушкой.

— А у меня она что тогда считала? — спросил я.

— Код прививки, — ответил Роман. — Пока страна полностью не перешла на прошивку, это считается полноценным заменителем документа для программы учета. Лазейка временная, но в нашем случае достаточная.

— Так они что ли у всех есть? — уточнил я, поежившись. Получается, что вместе с «коктейлем как его там» мне под кожу впрыснули что-то, что сделало меня видимым для каких-то информационных систем. Я получил какой-то инвентарный номер, и дело мое уже поставлено на определенную полочку. Страшный сон антипрививочника просто!

— Нет, конечно, — Роман помотал головой. — Всем незачем, только тем, кому требуется вступать в контакт с... агрессивной средой. Врачам, исследователям, путешественникам, военным. Обычно для таких прививок требуется добровольно подписанное согласие. В твоем случае мы это правило нарушили, ты извини.

— Ладно, проехали, — усмехнулся я. Про подвохи этих «ингибиторов теломеразы и комбинации актуальных антител» я подумаю как-нибудь потом. Все равно этот факт не изменить, зачем ломать голову? Тем более, что мне вдруг пришла другая мысль.

— Слушай, Романыч... — начал я. — Так это получается, что раз у вас тоже были Сталин, Брежнев, Горбачов и другие официальные лица, то где-то тут брожу параллельный я?

Вообще я задал этот вопрос скорее на поржать, чем как что-то серьезное. Ну, а что, смешно же? Найти своего брата близнеца, задружить с ним. Он, наверное, тут должен быть настоящим полковником или еще что-то в этом духе. Хотя...

Взгляд Романа дернулся, лицо на какое-то мгновение стало растерянным. Он покрутил в пальцах чайную ложечку, как обычно делают люди, чтобы скрыть, что руки задрожали. Опа! Я что, ткнул во что-то особенное?

— Не все так просто, — уклончиво ответил Роман. — Я же говорил, мы ваш мир довольно плохо исследовали, можно сказать, по-настоящему видели только его «электронную схему», а это, сам понимаешь...

— Ничего не понял, — нахмурился я. — Так люди совпадают или нет?

Роман посмотрел на часы и спохватился.

— Ох, ничего себе, мы заболтались! — он вскочил. — Нам уже давно пора бежать!

Он торопливо составил нашу посуду на поднос, вскочил и поволок его к нише над которой красовался небольшой, но убедительный плакат с жизнерадостным парнем, в котором угадывалось отдаленное сходство с профилем Корнея Романова. А поза напоминала не то дружище Христоса из «Догмы», не то того блондинчика из «Фолаута». «Советский гражданин всегда убирает за собой посуду! Уважайте чужой труд, время и жизненное пространство».

Не знаю, в самом ли деле мы так ужасно опаздывали, но Роман помчался по улице с такой скоростью, что я за ним едва поспевал. Так что мой вопрос повис в воздухе, и я так и не понял, почему он так смутил Романа.

Как-то особенно оглядеться я тоже не успевал. Просто подмечал чисто механически важные детали. Что на широкий проспект мы вывернули рядом с позеленевшей скульптурной композицией из трех человек в касках на постаменте, видимо, изображающем дикую скалу. Потом срезали угол через небольшой парк, аллейки которого были декорированы стеклянными коробами, внутри которых были расставлены всякие предметы, будто в музее. Потом шли по длинной узкой улице, изгибающейся дугой. Свернуть с нее было некуда, она шла вдоль бетонного забора с одной стороны и каких-то складов, гаражей и прочих нежилых построек с другой. А стремились мы явно к цилиндрической высотке, маячившей впереди. Сначала я думал, что это небоскреб, просто далеко. Но глазомер мой ошибся. Здание было не таким уж и большим, всего шесть этажей. И к вычурно оформленному главному входу вела широкая асфальтовая дорога. Но Роман сразу за воротами свернул на узкую тропинку среди валунов и деревьев. По всей видимости, приводил в исполнение план, который они с Настей обсуждали, пока я переодевался.

— Так, залезай в тачку! — скомандовал Роман, ткнув пальцем на обычную садовую тачку. Красную, на двух колесах.

— А какой у нас план? — спросил я, не двинувшись с места.

— Слушай, Клим, нам вот совсем-совсем некогда спорить! — Роман сложил молитвенно руки. — Я обещаю, что потом тебе все-все объясню, но сначала...

— Вот ты уже сказал полтора десятка