Все остальное тоже было ничего — начиная от легкой фигуры с округлой грудью, тонкой талией и красивыми бедрами, и заканчивая нежным личиком.

У Волка хороший вкус — девчонка очень даже… Конечно, не сравнится с королевами, что я к нему подсылал, но все же…

Флеш-рояль. Ты же мастерски играешь в покер, волчара. Благодарю за козырь, который ты мне дал.

Если ты привел ее в свой дом и даже оставил здесь в свое отсутствие, значит, она имеет для тебя значение. И тем приятнее будет ее перекупить и оставить тебя с носом.

Впервые в жизни оставить с носом нашего непробиваемого сурового волчару.

С ней будет легко. У таких только деньги на уме. Кто дал больше — с тем и пошла. А то, что она сейчас возмущенно лепечет, мол, я не такая — просто цену себе набивает. У всего есть цена.

И вот сейчас она с негодованием смотрит на меня. Одно мое движение — и полотенце, в которое она неумело закрутилась, упадет к ее ногам.

Такая нежная кожа. Будто светится изнутри. И широко распахнутые глаза, обрамленные загнутыми ресницами… Словно два топаза. Яркий, чистый и насыщенный голубой цвет.

Ну ладно, если хочешь — давай поторгуемся, детка. Ты отлично ведешь торг, а значит, заслуживаешь большего.

Однако заключить желанную сделку не дали. Нечистый принес самого волчару — во плоти и крови.

— Салам алейкум, Ильяс. Не подскажешь, какого дьявола ты делаешь в моем доме?

— В гости заглянул. Давно не виделись.

— Я тебя не приглашал.

— Брось, Волк, я по-братски, — ухмыльнулся я. — Зато познакомились с твоей хабиби. Что ж ты такую красоту от семьи прячешь? Отец давно говорит, что тебе жениться пора. Я ему передам, что на праздник ты с невестой явишься. Он рад будет, ты ж его знаешь.

— Я полагал, ты усвоил, что лезть в мои дела — чревато, — негромко сказал Волчара, буравя меня своим тяжелым взглядом.

— И в мыслях не было. А девчонка у тебя классная. Тебя как зовут, деточка?

— Уль… Ульяна, — ответила она, переводя испуганный взгляд с меня на Волка.

— Вали отсюда, Рахматулин, — процедил Волк. — И дорогу сюда забудь.

В его голосе была открытая угроза. Злить волчару сейчас смысла не было. Но хотелось, несмотря, что я узнал то, что мне было нужно. Судьба подкинула козырь, который я и не ожидал получить.

Судя по тому, как он на нее смотрит — это крупнейший козырь, да.

Забрать себе эту девчонку труда не составит. Она будет моей.

А ты будешь страдать, проклятый волчара. Если бы ты сдох, было бы слишком просто. Ты будешь так сильно страдать, что пожалеешь, что три года назад все-таки выбрался из могилы.

20 лет назад

— Ну что, давай, Волчара? Или сдрейфил?

Ильяс Рахматулин скалит зубы в усмешке. Он не издевается. Не берет на слабо.

Они дружат. По настоящему дружат, без дураков.

Сын «алмазного короля» Камиля Рахматулина и сын его личного телохранителя Генриха Вольфа. И эта дружба не замечает огромной пропасти в виде положения отца Ильяса.

Камиль по полной вкладывается в образование сына, готовит себе достойную замену. Наследника, которому можно будет передать все дела. Ильяс учится в частной школе, посещает различных репетиторов, изучает иностранные языки. Это не считая физической подготовки, уроков стрельбы и рукопашного боя, которые Генрих Вольф дает ему лично. Немец тренирует Ильяса и своего сына Владимира. В паре легче, сподручнее.

На самом деле, тут сдрейфил бы кто угодно. Ильяс и Вольф стоят на самой вершине водонапорной башни чугунолитейного завода. Восемьдесят метров в высоту. Рядом — еще две таких же громадины в два шестнадцатиэтажных дома.

На такой высоте ветер задувает особенно холодно и резко. Порывами. Зато вокруг весь город раскинулся — как на ладони.

Две башни соединяет узенький перешеек — железная балка шириной в тридцать сантиметров. Не разойдешься.

Внизу — пропасть.

Это их забава. Их игра. Дикий способ тринадцатилетних мальчишек пощекотать нервы.

— Болтаешь много, Рахматулин, — недовольно буркнул Вольф.

У парня светло-желтые глаза и четкие слаженные движения. Он ступает на балку первым и идет четким легким шагом, будто по тротуару.

Ильяс осторожничает. Раскидывает для равновесия руки, да и ступает медленнее, чем Волк.

— Кроссы новые, — замечает он. — Скользкие, падлы.

— А еще козырял, что настоящий «Адидас», — усмехнулся Вольф и показал подошву своих кроссовок, на которых тоже было написано «Адидас». — Подделка. Зато устойчивость идеальная.

— Надо обратить внимание отца, что иногда подделка лучше оригинала, — в тон ему отозвался Ильяс.

Они преодолели уже половину пути. Остановились прямо посредине балки — между двумя башнями. Ветер толкает мальчишек то в спину, то в грудь, пытается лишить хрупкого, призрачного равновесия.

Ильяс присаживается на балку и спускает ноги вниз. А следующее мгновение он уже висит на руках на балке над бездной.

У них это считается особым шиком. Вольф легко повторяет его трюк. Без усилий подтягивается, словно висит на турнике, а не над пропастью почти в сорок этажей.

Проделав еще пару головокружительных упражнений, парни добираются, наконец, до крыши второй башни. Повалившись на пол, пытаются отдышаться. А внутри играет бешеная доза адреналина, выбросившаяся в кровь.

Никто и никогда не узнает об их смертельно опасных развлечениях. Да и самим Ильясу и Вольфу они кажутся эпизодом какого-то фильма, когда они возвращаются в особняк Рахматулина-старшего.

Генрих Вольф уже ждет Ильяса около «БМВ» премиум класса, чтобы отвезти его обратно в частную школу, из которой он часто сбегает, чем вызывает злость своего отца.

Вот и сейчас, кажется, Ильясу несдобровать. Камиль Рахматулин появляется на крыльце особняка и с недовольным лицом подзывает сына.

Отец Вольфа совсем не такой. Несмотря на очень суровый, как и подобает телохранителю, внешний вид, у Генриха очень мягкие глаза и доброе сердце. Он служил в разведывательно-деверсионном взводе отдельного батальона морской пехоты, и имел прекрасную боевую подготовку. Но не очерствел душой. Вольф всегда знал, что может к нему обратиться. Отец выслушает и поймет и даст мудрый совет. Просто поддержит.

Вот не клеилось у Вольфа в школе с русским языком. Училка ему пару за парой в журнал рисует. Не объясняет ничего толком, но ставит вопрос об отчислении из школы. Не получается у Вольфа с ненавистным русским разобраться — хоть ты что. Но он сцепил зубы, обложился учебниками и сидит с утра до ночи. А хочется в костер все эти пособия зашвырнуть, и бежать с Ильясом обследовать старую заброшку.