Я затворяю дверь и возвращаюсь в свою комнату. Алёны и след простыл.

– Кот, ты где?

Я торопливо собираю разбросанные на ковре вещи и запихивают их в шкаф. Из прихожей доносится сосредоточенное сопение. Я выглядываю в коридор и обнаруживаю, что Алёна уже натянула синтепоновый комбинезон. В голове у меня тут же вспыхивает тревожная кнопка: если дочь сейчас вспотеет, ее легко продует. Чтобы не допустить этого, я натягиваю на себя пуховик – прямо поверх домашней футболки и лосин – и выскакиваю с малышкой на лестницу. «Магнит» через два дома – авось не замерзну.

На мое счастье у пуховика теплый капюшон, а в карманах находятся варежки.

Пока мы спускаемся по лестнице, Алёна всё время бормочет какие-то стишки. Перед тем как выйти на улицу, я поворачиваю дочь к себе и проникновенно смотрю ей в глаза.

– Так, кот, давай договоримся: на улице рот должен быть заперт на замочек. Если будешь болтать на ветру, у тебя заболит горло. Ты же не хочешь в больницу?

В Алёниных глазах вспыхивает ужас.

– Нет.

– Вот и отлично. Тогда играем в молчанку. Если не услышу от тебя ни звука, куплю пирожное.

Выйдя на крыльцо, я замечаю на рекламном щите, прикрепленном слева от двери, ярко-розовый лист бумаги. Наверное, у работников ЖКХ опять важное сообщение.

– Постой немного спокойно, мне надо кое-что посмотреть, – говорю я дочери и сосредотачиваюсь на новом объявлении:

«Двенадцатого декабря, в связи с ремонтными работами, будет отключен газ. С восьми утра до девяти вечера».

Так, а двенадцатое у нас что? Среда?

Мое внимание вдруг привлекает странный звук, вроде хлопка. Я нехотя отрываюсь от подсчетов и оглядываюсь: мой ребенок словно сквозь землю провалился.

– Алёна, ты где?! – кричу я, отплевываясь от снега. – Доченька? Котик?!

В ответ ни звука. Душу сковывает ледяной ужас. Я выбегаю на дорогу, вплотную прилегающую к нашему дому, и, не помня себя, оглядываюсь по сторонам.

– Алёна!

За стеной метели почти ничего не видно. Куда бежать? Где искать?

– Алёнушка, котенька! – голосю я, бестолково озираясь и балансируя на грани обморока. Как это возможно? Куда может деться ребенок за пару секунд?

Наконец мой взгляд привлекает какое-то копошение справа от крыльца. Кидаюсь туда и обнаруживаю кремово-бежевое пятно, смахивающее на комбинезон дочери.

– Алёна, милая, что случилось? – Я проворно выуживаю малышку из сугроба и поворачиваю к себе. – Ты упала?

Дочь только ресницами хлопает.

Ушиб? Сотрясение? Перелом? Мой мозг отчаянно перелистывает заархивированный в памяти медицинский справочник.

– Ты сильно ударилась?

Алёна молчит.

– Больно где-нибудь?

Взгляд дочки рассеянно блуждает по моему лицу, а губы некрасиво кривятся.

– Доченька, ну скажи хоть что-нибудь, – умоляю я голосом заправской истерички. – Тебе больно? Почему ты молчишь?

Малышка чешет нос облепленной снегом варежкой и чуть не плачет.

– Ты что, забыла? У меня рот – на замке. Мне пирожное надо.

От радости, что к ребенку вернулся дар речи, я готова запрыгать, как ошалелый кузнечик в летний зной, торопливо отряхиваю с детского комбинезона снег и уточняю:

– А какое пирожное ты хочешь?

– Трубочку с кремом.

– Можешь не волноваться: мы обязательно купим тебе трубочку, – я беру дочь за руку и тащу в сторону магазина. – Обещаю, солнышко.

– Э! Я не солнышко, я котик, – напоминает Алёна и украдкой высовывает язык, чтобы поймать им снежинку – на язык тут же наметает небольшой сугробик.

Холод на улице жуткий. Ветер почти сбивает с ног. Нос у меня стремительно краснеет, а колени перестают гнуться: похоже, Северный полюс решил мигрировать в наши края. С большим трудом мы с Алёной достигаем «Магнита» и юркаем в тепло.

Магазин уже украсили к Новому году: с потолка свешиваются «дождинки», а кассы облеплены золотыми гирляндами. Я беру корзину и нарочно неторопливо иду к полкам с хлебом: коплю тепло перед обратной дорогой. Алёна семенит рядом и невозмутимо сгребает со стоек всё, что приглянется: апельсин, бутылку сока, пакет сушек, шоколадку. На шоколадке моя толерантность к детскому шопоголизму лопается. Я сдвигаю брови и пытаюсь придать голосу строгости. Получается, кстати, плохо, потому что губы замерзли и едва шевелятся.

– Немедленно отнеси всё на место. Мы договаривались только на пирожное.

– Ну, мам…

– Никаких «мам».

Алёна надувается, но послушно выгребает свои запасы из моей корзинки. А я застываю напротив хлебных полок: они девственно пусты. Смятение. Ужас. Отчаяние.

– На трассе заносы, – заметив выражение моего лица, комментирует продавец, тасуя баночки на полке с детским питанием. – Фуры с хлебом не могут проехать в наш район.

Я зажмуриваюсь, чтобы отогнать оцепенение. Ничего-ничего, можно ведь испечь хлеб самой. Я, кажется, умею. Да и что там уметь? Смешала ингредиенты – и в духовку. Я проворно нахожу муку, сухие дрожжи и плотно загружаю ими корзинку.

Алёна тянет меня к витрине с кондитеркой. Фух, хоть сюда не проникло запустение, пирожных столько, что глаза разбегаются: корзиночки с кремом, чизкейки, «птичье молоко» и «картошка», эклеры…

– А-а-а! – разражается слезами Алёна. – А-а-а!

– Что такое? – У меня внутри снова активизируется курица-наседка. – Ударилась обо что-то? Язык прикусила?

– Трубочек, трубочек нет! – на весь магазин страдает дочь.

Мой взгляд несколько секунд мечется между ее лицом и витриной, и в сердце разливается противный холодок: точно, трубочек и правда нет.

– Зайка…

– Не зайка.

– Котик, – мгновенно поправляюсь я. – Купим трубочку в следующий раз, а сейчас выбери что-нибудь другое.

– Не хочу я другое! – Для убедительности ребенок даже пару раз топает ногами. – Мне нужна трубочка.

– Ой, смотри, какие корзиночки симпатичные. – Мои свежемороженые губы старательно складываются в слащавую улыбку. – Давай купим тебе вон ту – с вишенкой?

– Нет. – Дочь всхлипывает и с гордым видом размазывает сопли по рукаву пуховика.

– Тогда, может, купить тебе шоколадку и сушки? Апельсинчик?

– Нет. Ненавижу сушки! Ненавижу апельсинчики! Я же сказала, что хочу трубочку!

На нас начинают оглядываться другие покупатели – мне сразу становится не по себе, прямо как на диктанте в пятом классе. Ноги наливаются тяжестью. Почему, ну почему я не умею утихомирить собственного ребенка?