– Как он, мисс? – спросила повариха с тревогой на лице.

– Похоже, еще очень плохо, – честно ответила Эстер. – Но мы должны надеяться на лучшее. Наверное, вы знаете, какие блюда ему нравятся?

Лицо миссис Крузье просветлело.

– О да, мисс. Конечно, знаю. Очень любит холодное седло барашка или тушеного зайца.

– Я дам вам знать, когда он сможет есть такую пищу. – Эстер выбрала вареные яйца и заварной крем.

Вернувшись, она обнаружила, что у больного сменилось настроение. Он с великой готовностью позволил усадить себя и съел больше половины принесенной пищи. И это невзирая на то, что любое движение явно причиняло ему сильную боль. Риз тяжело дышал, и на лице выступил пот. Все тело сразу стало влажным и холодным, а чуть позже его стало тошнить.

Эстер делала все, что могла, но этого было недостаточно. Ей пришлось просто стоять рядом и беспомощно смотреть, как он борется с волнами боли, как его глаза наполняются отчаянием и мольбой, как ему хочется хоть какого-то облегчения и покоя. Протянув руку, она взяла его за кончики пальцев, не обращая внимания на синяки, переломы и ободранную кожу, и сжала их, словно не отпуская Риса туда, куда он от нее ускользал.

Пальцы его вцепились в ее ладонь с такой силой, что Эстер подумала: «Когда он отпустит мою руку, на ней тоже останутся синяки».

Полчаса прошло в молчании, потом его тело наконец начало понемногу расслабляться. Пот стекал у него со лба и каплями собирался на губе, но плечи свободно лежали на подушке, а пальцы разжались.

Эстер смогла убрать руку, сходила за куском ткани и вымыла ему лицо.

Рис улыбнулся ей. То было лишь слабое движение губ и мягкость во взгляде, но он действительно улыбнулся.

Улыбнувшись в ответ, Эстер ощутила, как у нее сжалось горло. Так мог смотреть на нее молодой мужчина, каким он, в общем-то, и был до того ужасного нападения.

Наступившей ночью Рис не ронял колокольчик, чтобы вызвать ее; тем не менее она сама дважды вставала, чтобы проверить подопечного. В первый раз нашла его в беспокойной дреме, постояла и потихоньку вышла, решив не будить. Во второй раз больной не спал и услышал, как она открыла дверь. Он лежал и смотрел на нее. Эстер не взяла свечу, подумав, что достаточно будет огня в камине. В комнате стало прохладнее. Глаза Риза в потемках казались пустыми.

Эстер улыбнулась ему.

– Думаю, пора разжечь огонь, – спокойно сказала она. – Скоро прогорит.

Он слабо кивнул и стал наблюдать, как она ходит по комнате, убирает щиток перед камином и ворошит угли, чтобы зола просыпалась через решетку. Над непотухшими углями она очень осторожно сложила кучку из маленьких тлеющих угольков и подождала, пока они займутся робкими язычками пламени.

– Разгорелось, – сообщила Эстер просто для того, чтобы поддержать общение, и, оглянувшись, увидела, что Рис все так же смотрит на нее. – Замерзли? – спросила она.

Он несмело кивнул; лицо его было печально. Эстер подумала, что если он и замерз, то лишь слегка.

Дождавшись, пока огонь запылает, она добавила угля, соорудив кучу, которой должно было хватить до утра. Потом, подойдя к кровати, повнимательнее взглянула на больного, пытаясь по выражению лица определить, чего ему хочется, в чем он нуждается. Казалось, физические боли у него не усилились, но по глазам и по области вокруг рта угадывалось какое-то желание. Ему хочется, чтобы она осталась? Или ушла? Если спросить об этом напрямую, будет ли это тактично? Ей нужно вести себя деликатно. Он так страдает. Что же с ним произошло? Что довелось увидеть?

– Хотите немного молока с марантой?[2] – предложила она.

Он тут же кивнул.

– Я вернусь через несколько минут, – пообещала Эстер.

Вернуться удалось лишь через четверть часа. До кухни оказалось дальше, чем она думала, и пришлось разогревать плиту до нужной температуры. Но все ингредиенты были свежими, и она вошла в комнату Риса с красивой сине-белой фарфоровой кружкой молока как раз такой температуры, какой нужно; в молоко Эстер добавила измельченный корень маранты, оказывающий успокоительное действие. Поправив подушки у Риса за спиной, она поднесла кружку к его губам. Он пил, улыбаясь и не спуская с нее глаз.

Тем временем Эстер размышляла, что делать – остаться или уйти, поговорить или молчать. О чем ей говорить? Обычно она расспрашивала пациентов о них самих, потом беседа переходила на ее жизнь.

Но разговор с Рисом получился бы почти односторонним. Она могла только догадываться по выражению лица, интересно ему или скучно, ободряет она его или причиняет боль. Она даже не виделась с Сильвестрой, чтобы узнать о нем побольше.

Эстер отняла пустую кружку от его рта.

– Хотите поспать? – спросила она.

Риз покачал головой медленно, но решительно. Ему хотелось, чтобы она осталась.

– У вас есть очень интересные книги. – Эстер взглянула на полку. – Хотите, я вам почитаю?

Подумав немного, он кивнул. Надо выбрать что-то далекое от настоящего, книгу, в которой не говорится о насилии. Ничто не должно напоминать ему о пережитом. И одновременно не скучную.

Она подошла к полке и попробовала выбрать название при свете от пламени камина, который уже достаточно разгорелся.

– Как насчет истории Византии? – спросила Эстер.

Рис снова кивнул, и она вернулась к нему с книгой в руке.

– Придется зажечь газ.

Он выразил согласие, и три четверти часа мисс Лэттерли тихим голосом читала ему красочное описание поразительной истории этой великой империи, ее народов, их обычаев, коварных интриг и борьбы за власть. Постепенно Рис погрузился в сон, и Эстер закрыла книгу, сделав закладку из щепочки, взятой в ящике у камина, выключила освещение и на цыпочках вышла. В свою комнату она вернулась с чувством, граничащим с восторгом.

Кроме создания максимально комфортных условий, соблюдения чистоты в комнате и смены повязок на незначительных повреждениях по мере необходимости Эстер мало что могла для него сделать. Ел он с трудом, и это, похоже, раздражало его. Очевидно, внутренние ушибы сказывались на способности организма Риса принимать и переваривать пищу. Это расстраивало Эстер, и все же она знала, что если он не будет питаться, то потеряет вес, органы перестанут функционировать и состояние непоправимо ухудшится.

Особое значение приобретал прием жидкости.

Она принесла ему еще молока с корнем маранты, мясной бульон со слегка подсушенным и очень тонким тостом, а через полчаса – заварной яичный крем.

Хотя и не без болезненных ощущений, Рис это съел.

Поздним утром пришел доктор Уэйд. Он выглядел озабоченным – лицо осунулось, под глазами залегли тени. Доктор сам хромал и морщился от боли, потому что в прошлый уик-энд упал с лошади. Уэйд почти сразу поднялся наверх и на лестничной площадке встретился с Эстер.