— Ты мало что пока понимаешь в чувственности, Ника. Твоя незрелость очевидна, хоть ты и умеешь играть. Хоть в тебе и есть природная сексуальность. Истинная чувственность женщины может открыться только через равное познание и ласки, и боли. Смотри, как приятно. Разве может быть что — то на свете нежнее розовых лепестков? Разве только лепестки у девственницы между ножек.

Теперь он ласкал бутоном ее плоть, нежно, почти невесомо проводя поверх складочек.

— Так красива. Так невинна.

— Нет, не надо. Пожалуйста… — пыталась она вывернуться от этих прикосновений, но тщетно.

Адам убрал бутон, поднеся его к своему лицу. Вдохнул.

— Какой аромат. Истинная роза, только-только раскрывающаяся. Не шиповник, я не ошибся…

Его руки снова опустили на нее цветок. Только на этот раз он начал двигаться от ступней наверх. Ника вскрикнула, когда почувствовала, как кожу теперь довольно ощутимо царапают шипы той же самой розы.

— А вот боль, Ника. Грубость, требовательность. Она тоже неизбежна, когда женщина принадлежит мужчине. Вслушайся в свои ощущения. Тебе только больно? Нет. Тебе хорошо. Упоительно хорошо. Ты сейчас на грани экстаза даже сильнее, чем от нежной ласки. Все дело в гормонах. Против природы не пойдешь. Твое тело ждет этой боли, готовит тебя к ней — в кровь впрыскивается дофамин, серотонин и адреналин. Гормоны счастья, удовольствия и острых ощущений. Так устроена наша биология. Женщина еще в доисторические времена испытывала наслаждение от правильного насилия — когда не ломают, а укрощают, приручают. Маленький принц приручил свою розу. Она стала для него особенной, хоть и была, как тысячи других. Так и с женщинами — если ты хочешь стать мало-мальски интересной мужчине, тебе нужно раскрыться для него. Иначе твоего лица на утро и не вспомнят.

Когда острые шипы начали царапать внутреннюю поверхность ее бедер и лобок, а потом уже и ее плоть, Ника не выдержала, вскрикнула.

Этот злодей действительно знал, что делает… Каждое его движение было выверенным, словно бы бросок опытного хищника.

Он нагнулся к ее промежности и демонстративно глубоко вздохнул.

— Ммм, как раскрывается твой аромат от боли, Ника. А еще от того, что ты сейчас беспомощна, зависима от меня. Вы, женщины, любите уступать дорогу своей истине, которую пытаетесь запрятать за дурацкий феминизм нашего времени. Вот она, твоя истина, Ника. Быть зависимой. Подчиняться. А не строить из себя секретного агента-киллера…

— Нет, — ее тело дернуло, словно бы от заряда тока.

Второй рукой Адам направил его лицо на нее так, чтобы их взгляды пересеклись. Она хватала ртом воздух, как рыба. А он торжествовал.

Роза была отброшена в сторону — и ее место заняли его пальцы — настырные, умелые. Он начал растирать ее клитор, без предупреждения заполнил ее своим пальцем, от чего она дернулась.

— Какая узкая даже для моего пальца. Мокрая… — посмотрел вниз, — твои нижние губки действительно такие же влажные и сочные, как и верхние. Я не ошибся… Красавица.

Еще раз ударил по клитору, сжав его так, что внутри у Ники все скрутило. Она теряется в своих ощущениях. Кажется, что перед глазами тысяча звезд, ноги отказывают, в голове фейерверк, а от центра живота до промежности круговорот, засасывающий ее, как в воронку…

— Аааа, — кричит она, не в силах совладать с эмоциями. Для нее такое впервые. Никогда прежде Ника не испытывала оргазма.

По тому, как реагирует ее тело, Адам это прекрасно понимает. Но ироничность и надменность сейчас ушли с его лица, уступив место каким-то другим, более сложным эмоциям, для которых Ника в своем состоянии ожидаемо не могла подобрать определения. Он наслаждался ее красотой, ее искренностью. Из тысяч женщин, прошедших через его постель, так красиво еще никто и никогда не кончал.

Его грудь тяжело вздымалась и опускалась. Он все впитывал и впитывал- до последнего ее порывистого вдоха, до последних всполохов дрожи на покрывшейся легкой испариной коже. Ника не сразу поняла, что его руки теперь нежно оглаживали ее тело, словно бы успокаивали, возвращали к реальности. Он не говорил. Только смотрел.

Еще мгновение — и она была освобождена от пут. Приподнялась, чувствуя легкое головокружение и слабость в конечностях.

Адам отошел от нее к умело запрятанному среди кустарников стеллажу с книгами, который она сразу и не заметила. Взял один из томов, углубился в чтение. Казалось, она больше совсем его не интересует.

— Это был твой первый урок, Ника. И мне кажется, ты неплохо себя на нем проявила. А теперь иди. Гольф-кар тебя ждет снаружи. Можешь отдыхать, ты больше мне сегодня не понадобишься.

Глава 10

Ника отчаянно пыталась выкинуть из головы то, что произошло между ней и Адамом в оранжерее, но тщетно. Мысли снова и снова возвращали к тому моменту. К его глазам, к его рукам, к его дерзким, грубым движениям. К этим колдовским словам, которые отпечатывались на ее сознании. Прошло уже несколько дней с того момента, как она видела Макдиси, как пережила с ним первые, такие непонятные и странные эмоции, которых всегда так отчаянно боялась, а тремор до сих пор пробегал по коже, стоило только подумать о том, что было.

Ника была достаточно сообразительна, чтобы понять, что все происходящее вокруг нее сейчас неслучайно. То, в какую комнату ее поселили, то, как обманчиво вежливо и осторожно себя с ней вели… То, что, по сути дела, создали вокруг нее вакуум — за все это время она видела только немногословную прислугу. Сам Адам тоже с их последней встречи более не вызывал ее к себе. Не было видно и Кейтлин. Ника не знала — возможно, они вообще куда-то уехали вместе, а может быть, просто ее пребывание здесь было организовано так, что они не пересекались.

Ей было разрешено ходить под присмотром в спортивный зал, гулять по небольшому палисаднику на этаже — поскольку дворец огибал склон, здесь на каждом террасном уровне был свой выход на свежий воздух. Можно было посещать библиотеку. Ее телевизор в комнате не был подключен к интернету, но имел доступ к домашнему кинотеатру. И тем не менее, уже на третий день такой образ жизни был просто невыносим. Скука, монотонность, отсутствие общения давали о себе знать. Ее пальцы в буквальном смысле чесались, болели без игры. Они отчаянно хотели почувствовать мягкими подушечками тонкую жесткость струн, приятное тепло древка смычка.

Ника только сейчас в полной мере ощутила, как же важно для нее было создавать музыку, наполнять пространство звучанием,